Тан быстро обернулся.

– Фрирнед, подарок!

Старый мореход спохватился и начал рыться в своём мешке. Оттуда он извлёк деревянную статуэтку рыбы, с остроконечным хвостом без плавника, четырьмя ластами по бокам и длинной пастью, усеянной острыми зубами. Триксель невольно вздрогнул - статуэтка казалась живой. Неведомый резчик был мастером.

Диастриец улыбнулся, приятно удивлённый подарком. Развязав тесёмки мешочка, висевшего у пояса, и запустив туда руку, он достал выделанную из кости короткую флейту и протянул её Двину.

Триксель с интересом наблюдал за действиями тана. Тот принял флейту, а диастриец в свою очередь взял статуэтку, которую передал одному из стражников.

– Мы услышали о вас задолго до вашего прибытия. Приятно, что вы чтите наши традиции, - произнёс он на общепринятом в Изре языке и приложил руку к груди.
– Я военачальник, Энхенгаль. Позвольте моим турудалямнакормить ваших спутников и приготовить мягкие постели в доме для гостей.

Он указал правой рукой в сторону, и Триксель увидел узкую тропинку, исчезавшую в кустах душистой сирени, которые росли у самой стены. Мореходы одобрительно загудели - все они почувствовали, как устали за время плавания по холодным водам двух океанов.

– Да хранит вас Ум'ос, ребята, - шептали некоторые, хлопая их по плечам.

– Господа, мы не на эшафот собираемся, а к прекрасной Лугаль, - откликнулся горбун. Глаза его при этом поблескивали, а длинные узловатые пальцы тискали под плащом рукоять "Ржавых костей".

– Фрирнед, проследи, чтобы парни ничего не натворили в наше отсутствие, - распорядился Двин.

Старый мореход кивнул.

– Будет сделано, кэп.

Сопровождаемые несколькими диастрийцами, мореходы скрылись за кустами сирени. Шеренги стражников синхронно расступились в стороны, пропуская Двина, Трикселя и их проводника. Ворота Эрешкигаль были гораздо меньше ворот Нергала и представляли собой пилон цвета тёмно-красной охры, искусно покрытый барельефами. Триксель разглядывал отделку внутренних стен пилона, на которых также были изображены животные и существа, отдалённо напоминавшие людей. Широкие линии цвета ляпис-лазури расчерчивали потолок пилона, сходясь в одной точке - ярко-синем сапфире размером с человеческую голову. Драгоценный камень пульсировал мягким голубым светом, разгонявшим вечернюю темень. Он отдалённо напоминал друзу сциллитумного древа, хотя имел другую форму и природу. Кто и что было источником вдохновения для искусных художников, изобразивших эти рисунки, камнетёсов и скульпторов, создавших эти барельефы? Как сапфир мог полыхать изнутри мягким, завораживавшим взгляд светом? Триксель непременно завалил бы вопросами Энхенгаля, если бы не эта гнетущая тяжесть в груди.

Пройдя ворота, троица очутилась на открытом пятачке пространства. Горбун поднял взгляд на чистое звёздное небо и серебряно-алый диск луны. Её лучи окунули в молоко с кровью холмы, поросшие сочной травой, небольшие рощицы диковинных деревьев, в которых различались фосфоресцирующие голубым светом беседки. Каменная дорога вела прямо, разрезая зелёные участки и разветвляясь на множество узких ухоженных тропинок, вдоль которых раскинулись сады и дендрарии.

Идя по дороге, Триксель вслушивался в нежное и успокоительное журчание ручейков и фонтанов. В каждом из рукодельных прудов мерцала своя луна, по их поверхности медленно скользили разноцветные птицы. Среди деревьев и кустарников виднелись плоские верхушки зиккуратов, соединённые акведуками и опутанные паутинами лиан. На каждом ярусе храмов были разбиты сады и парки, по специальным желобам вниз стекали излишки воды, направляясь по вырытым каналам к Сиаре. Кругом стояла блаженная тишина, изредка нарушаемая шуршанием живности и хлопками крыльев птиц.

Вот он, Шуруппак! Всё, что горбун видел до внутренних стен, было творением людских рук. Рынок, грубые и неотёсанные дома, стены из шипастых лиан, созданные в попытке подражать шедеврам диастрийского искусства - всё это теперь казалось ему гнойным наростом на прекрасном лице Шуруппака.

Они вышли на узкую тропинку, петляющую среди цветущих кустов. Серебряные бутоны источали аромат, и шагать становилось легче. Названия большинства из них горбун не знал, о чём сказал проводнику.

– Разумеется, - пожал плечами Энхенгаль.
– Многие растения, что вы видите здесь, привезены Лугаль из далёких мест.

Любопытная натура горбуна собралась взять верх и расспросить военачальника об этих "далёких местах", когда троица достигла пункта назначения. В сравнении с исполинами, увиденными по дороге, храм перед ними выглядел едва ли больше самой известной таверны родного Канстеля, - четырёхэтажного "Кпивоносца".

Опять ступеньки. Гораздо меньше, чем у ворот Нергала, но тоже немало. На этой лестнице Триксель выплюнул сквозь зубы с десяток ругательств и стерпел пару насмешливых гримас Двина. Энхенгаль шёл на ступеньку выше них, и горбун, чувствуя себя по-идиотски, видел перед собой лишь металлический зад.

Лестница окачивалась небольшим прямоугольным входом, не имевшим дверей. Изнутри выливался всё тот же голубоватый свет. Троица вошла внутрь, оказавшись в длинном коридоре, по бокам которого находилось около дюжины проёмов, закрытых каменными плитами. В верхней части каждой плиты был вделан небольшой собрат того сапфира, что висел на потолке ворот Эрешкигаль. Свет отражался от вязи золотых узоров, которые покрывали низкий потолок. Глядя, как Энхенгаль и Двин пригнули головы, чтобы не удариться об него, Триксель с мрачной весёлостью подумал, что хоть в чём-то его горб был полезен.

Коридор кончился, и они ступили на голый и пыльный пол небольшой комнаты. Окон здесь не было и лишь в потолке зияло небольшое, диаметром с человеческую голову, отверстие, через которое можно было увидеть звёздное небо. Мягкий бархатный свет, исходивший из сапфиров, и умиротворяющая тишина наполняли комнату атмосферой уюта. Тем не менее, обстановка была весьма скудной даже по меркам горбуна - стол и три пенька.

На одном из пеньков, боком к вошедшим, сидела диастрийка, упёршись кулаком в щёку и водя по противоположной стене отсутствующим взглядом. Услышав их, она повернулась, всем своим видом показывая любопытство.