По крайней мере, частичная правота данной точки зрения подтверждается тем фактом, что крестьянское Сопротивление в СССР, наиболее активное в 1930–1931 гг., было полностью ликвидировано в ходе массового голода 1932–1933 гг. и после коллективизации восстаний больше не отмечалось.

Да и украинские повстанцы опирались на крестьян, ведущих индивидуальное хозяйство.

В довоенных Польше и Румынии колхозов и совхозов не было. В 1940–1941 гг. большевики проводили коллективизацию достаточно осторожно. К июню 1941 г. в западноукраинских областях было коллективизировано только 13 % крестьянских хозяйств [414] . Во время войны немцы частично сохранили здесь колхозы под видом «государственных хозяйств», но все равно в 1944 г. подавляющее большинство крестьян Западной Украины земледелием и скотоводством занималось индивидуально, что советскую власть совершенно не устраивало.

«Только в 1947–1948 гг., коща Советы сломили сопротивление УПА, они смогли уже в полную силу развернуть политику коллективизации… Сначала зажиточные крестьяне («куркулі» ) были противопоставлены односельчанам, а затем обложены такими налогами, что не смогли вести свое хозяйство. Самых непокорных, как водится, ссылали в Сибирь. Затем основная масса крестьянства долгими уговорами и назойливой агитацией (а также непомерными налогами, избиениями, угрозами ареста и высылки — А. Г.) была загнана в колхозы. Политический контроль над колхозами, особенно жесткий в Западной Украине, осуществлялся партийными ячейками, создававшимися при машинно-тракторных станциях (МТС). К счастью для западных украинцев, коллективизация на их землях не сопровождалась голодом… Сопротивление (УПА) оказалось бесплодным: к 1951 г. почти все 1,5 млн западноукраинских крестьянских хозяйств были объединены почти В 7 ТЫС. КОЛХОЗОВ» [415] .

Как раз к этим годам относится и затухание Сопротивления.

Но, все-таки, важнейшую роль в ликвидации повстанческого движения играли боевые операции.

Сначала чекисты убили сто тысяч украинских повстанцев и сочувствующих им крестьян, а только потом помогли партхозактиву загнать остальных в колхозы.

Уже упоминавшийся бывший боец ВВ НКВД Николай Перекрест в интервью «Известиям» лжесвидетельствовал: «Тем же, кто не выступал против власти, жилось совсем неплохо. На Западную Украину в послевоенные годы ресурсы направлялись порой в ущерб другим регионам. Край преображался на глазах — я жил там до 1959 г. и видел это» [416] .

Несколькими страницами ранее в главе об агентурной работе спецслужб приведено свидетельство коллеги Перекреста — Санникова о том, как распрекрасно жилось западным украинцам при новой власти: сплошная бедность и безденежье.

Что же касается того, что «край преображался на глазах, туда направляли большие средства из других регионов», то это правда: в Западной Украине после войны проходила частичная индустриализация. Но только толку для населения от новопостроен-ных заводов было мало. Как и во всем остальном Союзе, зарплата на этих «образцовых социалистических предприятиях» была мизерная, условия труда — тяжелейшие, а трудовые отношения напоминали таковые же времен кондового царизма или вообще порядки при строительстве египетских пирамид.

Что же касается коллективизации, то ее последствия сказываются в регионе, как, впрочем, и во всем бывшем Советском Союзе, и поныне. После 1991 г. колхозы и совхозы Западной Украины развалились или пришли в запустение. Местная номенклатура не захотела и/или не смогла организовать нормальную приватизацию средств производства на селе. Частично земельные угодья скупили новые латифундисты. Так или иначе, в результате довоенной отсталости и советских экспериментов Западная Украина, несмотря на частичную индустриализацию 1945–1955 гг., представляет собой бедный аграрный регион, получающий дотации от чуть менее бедных промышленных восточных областей. Западноукраинских нелегалов сейчас можно встретить на пляжах Италии и Испании, на стройках Берлина и Петербурга, в батраках у польских фермеров…

Преображались и города. Как говорил Перекрест: «В регион направляли специалистов из восточной Украины» [417] . Это так, но это только часть правды.

Послевоенное население западно-украинских городов представляло собой специфическую картину. Дело в том, что до Второй мировой войны города и местечки Волыни и особенно Галиции были по преимуществу польско-еврейскими. Те же украинцы, которые жили в городах, были настроены националистически и часто симпатизировали ОУН.

Евреев уничтожил Гитлер, поляков выслал в Польшу Сталин, а большинство украинской интеллигенции либо бежало с немцами, либо в ходе борьбы коммунистов с ОУН отправились в Сибирь или вообще в мир иной. В результате города просто опустели. В безлюдные кварталы вселили украинских крестьян. Часто, чтобы снизить базу сопротивления, в «каменные джунгли» отправляли жителей глухих сёл, поддерживавших националистов. Эти люди, составившие большинство населения Львова, Станиславова, Дрогобыча и других городов и местечек Галиции и Волыни, ненавидели советских интеллигентов или военных, чекистов и партийцев — русскоговорящих «схидня-ков», приехавших из восточных областей УССР, а иногда и из России в рамках «большевистского десанта». Последние отвечали автохтонам презрением, считая их эталоном темноты и ксенофобии.

Кстати, этот антагонизм во многом не преодолен и поныне. Люди из городов восточной Украины часто холодно относятся к «западынцам», аргументируя это так: «Мало того, что они русских не любят, нас называют “москалями”, так они еще и не цивилизованные. Туристы, ожидающие почувствовать во Львове западную культуру, чаще всего удивляются, что культуры вообще там маловато».

В Западной Украине в 1939 г. до 60 % населения было неграмотным — в свое время здесь не было советского «ликбеза». Может быть, отчасти поэтому западные украинцы, несмотря на полонизацию и румынизацию, остались украинцами, разговаривавшими на родном языке. Этот «недостаток», заодно с безграмотностью населения, коммунисты решили «исправить».