Шрифт:
— Нет необходимости, — отвечает мама крайне надменным тоном. — Мы зарезервировали столик в «Преццо».
— Ого! Как вам это удалось? — интересуется Линн. — Мы тоже пытались, но там сказали, что места есть лишь на следующий месяц. — Как говорит мама, «Преццо» — самый крутой ресторан в городе.
Мама таинственно улыбается. Она им не скажет, но я знаю от папы, что у одного из ребят, с которыми он играет в гольф, есть друг в бостонской больнице, а у того есть связи. Мама так этому радовалась, но теперь победа неполноценная.
— Ну, наслаждайтесь своими морскими гадами, — говорит она. Только мы с папой улавливаем снисходительность в ее тоне.
Ужин просто мучителен. Я вижу, что даже просто сидеть в этом дышащем жеманством ресторане в окружении бостонской элиты маме непросто, и папе, соответственно, тоже, они чувствуют себя отверженными. Хотя это не так. На самом деле отвергаю их лишь я.
Меня расспрашивают о занятиях, и я покорно рассказываю о химии, физике и биологии, а также китайском, не упоминая о том, как трудно на лекциях не заснуть, даже когда ляжешь очень рано, как и о том, насколько ужасно идут дела по тем предметам, по которым я отлично успевала в школе. Говоришь, не говоришь — это так утомляет, что мне хочется лечь лицом в тарелку с салатом за тринадцать баксов.
Когда нам приносят закуски, мама заказывает бокал «Шардонэ», а папа — «Шираз». Я стараюсь не смотреть на то, как переливаются цвета вина в свете свечей. Даже от этого больно. Я опускаю глаза в тарелку с равиоли. Пахнет приятно, но есть не хочется.
— Ты не заболела? — спрашивает мама.
И на крошечную долю секунды я задумываюсь, что было бы, если бы я сказала им правду. Учеба совершенно не соответствует моим ожиданиям, а я сама не похожа на девчонок из каталогов. Не «Счастливая Студентка». Я вообще не знаю, кто я. Или знаю, но просто больше не хочу ею быть.
Но это не вариант. Мама расстроится и будет разочарована, словно мое несчастье оскорбит ее лично как родителя. И она будет давить на чувство вины, на то, как мне повезло. Я же в колледже! А ей не посчастливилось приобрести такой опыт. Именно поэтому, пока я училась в последних классах школы, она вела себя как генерал на войне, продумывая стратегию моего дополнительного обучения, наняла мне репетиторов по тем предметам, в которых я была не очень, записала в группу подготовки к выпускным экзаменам.
— Да просто устала, — отвечаю я. По крайней мере, это не ложь.
— Ты, наверное, слишком много сидишь в библиотеке, — вставляет свое замечание и папа. — Ты на солнце достаточно времени проводишь? От этого зависит суточный ритм.
Я качаю головой. Это тоже правда.
— А бегаешь? Тут хорошие дорожки. И от реки недалеко.
По-моему, последний раз мы с ним выходили на пробежку вместе — за пару дней до той моей поездки.
— Завтра с утра сходим. Перед завтраком. Сбросить сегодняшний ужин. Прокачаем твои легкие.
Я чувствую полное измождение от одной мысли об этом, но он меня даже не спрашивает, он изначально рассчитывает на то, что я соглашусь, как и всегда, все планы строятся до того, как я с ними соглашусь.
На следующее утро остальные девчонки сидят в гостиной и пьют кофе, весело обсуждая обед, в ходе которого возник некий инцидент с симпатичным официантом и молоточком для разделывания омара, и событие это уже возведено в ранг мифов под кодовым названием «Красавчик с молотом». Они ошарашенно смотрят на меня, когда я предстаю перед ними в спортивных штанах и флисовой толстовке и принимаюсь искать кроссовки. У нас суперновомодный спортзал, без которого Кендра с Кали просто жить не могут, Дженн они тоже таскают с собой, а моя нога туда еще не ступала.
Я ожидала только папу, но с ним пришла и мама — в черных шерстяных штанах и кашемировой пелерине, и очень оживленная.
— Я думала, что мы за завтраком встретимся, — говорю я.
— Я просто хотела посидеть у тебя. Так мне будет проще воображать, где ты, когда меня нет рядом, — она поворачивается к Кали. — Если ты не против, — говорит она так вежливо, что Кали, наверное, никогда ее стервозности не уловит.
— Мне кажется, это очень мило, — отвечает она.
— Эллисон, ты готова? — спрашивает папа.
— Почти. Не могу кроссовки найти.
Мама смотрит на меня так, будто я теперь все постоянно теряю.
— Где ты их видела в последний раз? — говорит папа. — Представь себе это место. Так надо искать то, что потерял. — Стандартный совет, но он, как правило, работает. Мне вспоминается, что мои кроссовки все еще лежат нераспакованные в чемодане под кроватью — именно так оно и есть.
Мы спускаемся по лестнице, отец символически тянется.
— Посмотрим-ка, помню ли я еще, как это делается, — шутит он. Папа сам бегать особо не любит, но всем своим пациентам постоянно говорит, что надо заниматься, поэтому старается и сам делать то, что проповедует.