Шрифт:
Наташа вспомнила, как он пришел ночью домой. Минут пять разувался в прихожей, тихо прошел на кухню и сел за стол, уставившись на пеструю скатерть. Летом ей незачем было рано вставать утром, поэтому она дожидалась его возвращения, кормила ужином (или завтраком?), а на следующий день, который и для Максима был выходным, вся «семья» спала до обеда. Обычно с работы в баре он приходил раньше, чем в этот день, Наташа решила не допытываться.
— Где фиалка? — минут через десять, пока Наташа разогревала ужин, Максим произнес свое первое за этот вечер слово.
Фиалка была Катина. Она самостоятельно ухаживала за ней, поливала, убирала увядшие цветочки. Еще в час дня Наташа протирала стол и переставила мешающий ей маленький горшочек с розовым цветком.
— На подоконнике, — Наташа слегка удивилась тому, что ее любимого заинтересовало растеньице, не замечаемое им раньше. — Только не говори, что все это время думал о судьбе любимой фиалки.
— У меня проблемы, — не глядя на нее, пробормотал Максим.
— Какие проблемы?
— Пустяки. Не бери в голову.
Максим ушел на работу утром, а девчонки дрыхли до обеда. Позавтракав, отправились по магазинам. Купили Кате сарафан, штанишки и свитерок на вырост — скоро осень. В четыре часа дня уже плескались в море. Максим побаивался отпускать их на пляж одних, но решил, что им обеим полезно будет почувствовать себя независимыми, а Наташе — еще и ответственной за ребенка. Домой вернулись в восемь вечера, уставшие и разморенные солнцем. После ужина Катя уснула с блаженной улыбкой на лице, так и не успев похвастаться обновками перед папой, а Наташа села в другой комнате перед телевизором ждать любимого мужчину с работы.
Катюшка ей нравилась. Она была очень спокойным, непроблемным ребенком. Максим говорил, что старается воспитать дочку самостоятельной, и гордо хвастался, что с трех лет Катя сама отвечает за свои поступки. Максим учился в университете на специальности «Психология и педагогика» и после третьего курса, как раз когда родилась Катюха, выбрал педагогическое направление.
Наташа улыбнулась, вспомнив, как недавно Катя спросила у нее: «А консервы делают в консерватории?» Катя — это вообще уникальный и неиссякаемый источник новых слов! Оказывается, хороших кошек надо называть «коша». А «кошка» — это если она царапается. А однажды вечером Катюха рассказывала папе о том, что они с бабушкой делали днем: «Мы насупились и пошли гулять в парк». Максим сразу понял, что «насупились» — значит, наелись супа, а Наташа начинает привыкать к этим детским лингвистическим изыскам только сейчас.
Хотелось рисовать. Девушка взяла альбом с карандашами, забралась с ногами на диван, на котором обычно спит Макс. Пыталась на этот раз нарисовать портрет Максима в цвете.
Время пролетело незаметно, хлопнула входная дверь. Наталья оставила рисунок на диване и вышла в прихожую.
— Я же просил тебя не заходить в мою комнату! — раздраженно «поприветствовал» ее Макс. — Я потом свои вещи найти не могу!
— Я не трогаю твои вещи! — обиделась Наташа. — Просто Катя спит, я не хотела ей мешать.
— Ты тоже могла бы лечь спать.
— Я ждала тебя.
— Хватит меня ждать!
Максим прошел на кухню, а Наташа еще несколько секунд, пораженная поведением мужчины, стояла, не шевелясь. Такие фразы в последнее время были не редкостью, но Наташа до сих пор не могла привыкнуть. Не хотела привыкать! Раньше, когда они еще не встречались, он так ласково с ней разговаривал!
— Что с тобой сегодня? — спросила она, входя вслед за ним. — Что с тобой происходит с тех пор, как я сюда переехала?
Максим не ответил. Он сел за стол и уставился в темное окно, на стекле которого отражалась оранжевая лампа и девушка под ней.
— Ты голоден? Я разогрею тебе ужин, — примирительно предложила Наталья.
— Я не хочу есть.
— Тогда зачем ты пришел на кухню?
— Это моя квартира — могу сидеть, где хочу!
Он нервно вскочил с табурета и быстрым шагом отправился в свою комнату. Наташа упрямо пошла за ним.
— Что тебе?! — опять возмутился Макс.
— Если ты хочешь, я не буду больше жить у тебя, — неожиданно начала девушка. Опустив голову, но глядя ему в глаза, собрав всю свою волю, старалась говорить спокойно, хотя характер у нее довольно вспыльчивый. — Я понимаю, ты не собирался жить со мной. Я тебя как будто вынудила, и ты теперь раздражаешься, глядя на меня. Но я же все делаю, чтобы не менять твой стиль существования! В моей комнате всегда был бардак. Я называла это «гармония, рожденная из хаоса». Но ты любишь порядок, и я принимаю твои правила, хотя мне это несвойственно. Я готовлю еду, хотя не люблю это занятие, протираю пыль. Иногда. Если я все же мешаю тебе, я уйду. Не сию минуту, конечно, как минимум утром. Ты не обидишь меня этим. Гораздо больнее слышать грубый тон от любимого человека. Ты подумай. А пока отдай мне, пожалуйста, мой рисунок и карандаши.
Наташа кивнула на диван. Максим, еще под впечатлением ее монолога, отрешенно оглянулся, взял в руки рисунок… И вдруг замер. Вот это талант у его девушки! Он смотрел на себя, как в волшебное зеркало: здесь, на бумаге — его лицо — вид справа на три четверти, такое плоско-молодое, озорная кокетливая улыбка, лукавый взгляд исподлобья… Этот нарисованный взгляд пронизывал Максима насквозь; как скальпель, разрезал его мысли. По серым и голубым штрихам на маленьком листочке сверху он догадался, что она очень тщательно пыталась передать цвет его глаз. Она рисовала его, ждала его. Видела его перед собой — таким: улыбчивым, счастливым, молодым. Она приготовила ему ужин, уложила спать его дочь… А он злится на нее — за что?!