В стороне, напоминая затонувшую барку, притулилась выбеленная мелом кухонька. Из крыши торчит труба. Она смотрит в небо и дымит.

В кухоньке тесно, но чисто. На плите — два ведерных чугуна. В одном — ключом бурлит вода, в другом — допревает пшенная каша.

Бабушка то и дело дает внучке поручения:

— Подсолнушек, сбегай в кладовку.

— Принеси лук и масло.

— Слазь в погребицу.

— Подложи в плиту кизяков.

Юлька мчится в кладовую, лезет в погреб, подкладывает в печь кизяки. Когда подошло время обеда, она так утомилась, что отказалась от еды.

Обед бабушка раздавала сама, а Юлька прикорнула в углу, возле печки. Она видела, как бабушка расставляла посуду, резала хлеб, вытирала ручником деревянные ложки. Седые волосы бабушка повязала белой косынкой, а концы затянула узлом.

Бабушка не кричала, не суетилась, как другие стряпухи, и все, что она делала, у нее получалось хорошо.

Голова у Юльки стала тяжелой, ресницы слипались, словно их смазали густым степным медом. Она слышала, как бабушка выходила из кухни, с кем-то разговаривала и опять возвращалась.

Потом приходил обедать Акимыч. Бабушка налила ему борща, дала ложку и ломоть душистого хлеба.

Акимыч пообедал, стал благодарить бабушку:

— Спасибо, Егоровна, за хлеб-соль. Тебе бы только в ресторанах готовить.

Бабушка кланялась, указывала на Юльку:

— Да разве я одна стряпала? Она — главный помощник.

— Вон как! — сказал Акимыч. — От имени бригады выношу ей благодарность! А после уборки дадим ей Золотую звезду Героя!

Насчет звезды Акимыч, конечно, пошутил. Но Юльке было очень приятно, что ее хвалили бригадир и бабушка.

Юлька просыпалась до петушиной побудки.

Над балкой стоял туман. Из него проступали огромные расплывчатые тени. Издали они походили на горбатых неуклюжих животных. С шумом и стрекотом двигались прямо на Юльку.

Вот они подошли близко и стали отчетливо видны. Это были самоходные комбайны. На боку у одного был вытянут железный хобот, который заканчивался полотняным чехлом. От ветра чехол шевелился, и, казалось, комбайн махал рукой.

Он был освещен электрическими лампочками, на его площадке стояли люди. В одном Юлька узнала комбайнера Егора Петровича, в другом — его племянника — штурвального Володю.

Лицо у Егора Петровича было затенено козырьком кепки: виднелся подбородок и зажатая в зубах потухшая вишневая трубка. Трубку он вынимал изо рта, когда спал, обедал и разговаривал. Остальное время она торчала во рту.

И сейчас Егор Петрович вынул трубку, что-то крикнул на ухо племяннику. Володя выключил мотор.

Низкорослый, широкоплечий, почти квадратный, Егор Петрович проворно сошел на землю:

— Завтрак готов? — спросил он у Юльки.

— Готов!

— Живо! Подавай на стол. Нам некогда разводить турусы на колесах!

Юлька побежала подавать завтрак.

На линейке к завтраку прикатили Федя и Акимыч.

Федя и Юлька — сверстники. Их дворы разъединены забором. Учатся они в одной школе, в четвертом классе. От солнца волосы у Феди вылиняли, как сатиновая рубаха. Еще больше пострадал нос: он стал похожим на лиловый цветок татарника.

Федя быстро поел, встал из-за стола, посмотрел на Юльку:

— Ты что делаешь?

— Работаю. Бабушке помогаю.

Федя усмехнулся:

— Тоже, работница! Небось, воду таскаешь да моешь посуду? Вот мне так трудодни записывают!

— За что?

— Начальство вожу по бригадам! Председателя, агронома и бригадира.

Федя хлестнул кнутом, не оглядываясь, пошел к лошадям.

Юлька обиделась.

Она вышла в сад, села под дерево и, положив голову на колени, задумалась: «Разве помогать бабушке, таскать воду и чистить картошку не работа? Небось, из грязной посуды не стал бы есть… А когда ел наш завтрак, так за ушами трещало!..»

Юлька пожалела, что не сказала этого Феде.

Чуть слышно перешептывались листья сирени. Казалось, будто рядом кто-то читал книгу, осторожно листал страницы.

Юлька задремала и видела раскаленную кухонную плиту, Федю и громадные сапоги-скороходы Акимыча.

Юльку разбудила бабушка. Они стали готовить механизаторам обед, потом ужин.

В сумерках степь была не такой, как днем. Она как будто начиналась от Юлькиных ног и, шагнув далеко вперед, распахнулась от восхода до заката солнца. Там, где обычно садилось солнце, виднелась полоска зари, а по всему полю, мигая сверкающими ресничками, двигалась в сумерках частая цепочка огней. Их мерцающий свет напоминал далекие звезды.