Смирнов решил заканчивать разговор, он встал и любезно попрощался с господином Треусовым.

Тот подошел к окну, приоткрыл створку, впуская в кабинет холодный, влажный весенний воздух, пахнущий мокрой землей, и внимательно наблюдал, как сыщик идет по тротуару к машине, как она тронулась с места и покатила.

– Кто тебя нанял? – прошептал он. – Неужели Альбина? С нее станется.

Пока Смирнов опрашивал очевидцев, Ева размышляла.

История убийства Стеллы, как ни цинично это звучит, выглядела обыкновенно: далеко не оригинальный женский способ избавиться от соперницы или вымогательницы. Таким приемом зачастую пользуются девицы легкого поведения, чтобы усыпить, а потом ограбить клиентов-мужчин: подсыпать клофелинчику в спиртное, и готово. Кому повезет, очнется в больнице; кому не судьба – уснет навеки.

Если Стелла решилась шантажировать Журбину и Эрман, у обеих был повод желать ей смерти. Был он и у Треусова – сумасбродка Стелла лишала его покоя, посягала на имущество, следила за ним, вмешивалась в его личную жизнь. Не было повода убивать Стеллу, пожалуй, только у Ростовцева. И то, если поискать… может обнаружиться.

Что же Лика? Ее как-то сразу исключили из списка подозреваемых. Видимого мотива убивать Стеллу у нее не имелось. А скрытого?

Еще одна деталь придавала кончине бывшей супруги Треусова зловещий оттенок – отрезанная прядь. Лика настаивает, что этот факт – предупреждение Дракона. Тогда почему жертвой оказалась Стелла? Какая связь существует между ней и Селезневым, например? Или между ней и покойным Шершиным? Как удалось выяснить Смирнову, потерпевшая родилась и выросла в Москве, на Дальнем Востоке ни разу не бывала, и вся ее родня проживает в окрестностях столицы.

Тень Дракона лежала на всей истории с помолвкой в «Элегии» и гибелью Стеллы, исключая возможность рассматривать последнее как отдельный эпизод. Происшествие в ночном клубе нельзя назвать случайностью. Какую цель преследовал злоумышленник? Этот вопрос ставил Еву в тупик.

«В безвыходной ситуации следует просто наблюдать, – подумала она. – Позвоню-ка я Лике, договорюсь о встрече. Порой косвенные данные, невзначай оброненные фразы, нечаянные обмолвки дают толчок застрявшему ходу мыслей».

Ева представилась помощницей Смирнова.

– Он говорил о вас, – сказала Лика. – Есть новости?

– Всеслав попросил меня составить вам компанию, отвлечь от мрачных раздумий. Если хотите, давайте прогуляемся.

Лика, испуганная и подавленная, сообщила, что собирается ехать на кладбище.

– К Стефи, – со слезами в голосе добавила она. – Хочу прибраться на могилке, поставить цветы.

– Возьмите меня с собой, – предложила Ева.

– Хорошо. А то я чувствую себя разбитой… и ужасно одинокой.

Через час Ева уже сидела в такси, рядом с Ликой, оживленно болтала. Они попросили водителя остановиться у цветочного магазина. Светило солнце. Уличные тротуары почти высохли, на газоне между осевшими сугробами виднелась прошлогодняя травка.

– У меня голова кружится, – пожаловалась Лика. – Я ведь сутки пролежала, уставившись в потолок… Мне очень страшно!

– Вам звонил кто-нибудь?

– Я не брала трубку. Единственный человек, с которым я заставила себя поговорить, – господин Смирнов. Мы обсудили ночь, проведенную в «Элегии»… впрочем, вы, вероятно, знаете. Этот кошмар преследует меня повсюду!

Лика заплакала. Она комкала в дрожащих руках носовой платочек и по-детски шмыгала носом.

– Какой кошмар? – осторожно спросила Ева.

Лика оглянулась, помолчала и быстро, сквозь слезы, зашептала:

– Иногда мне кажется, что я… что у меня… слишком обостренное воображение. С тех пор, как умерла мама, я не нахожу покоя! Я ни с кем не могу быть до конца откровенна, даже со Стефи я не позволяла себе… говорить обо всем. Мне повсюду мерещатся странные вещи, возможно… я теряю рассудок. Когда… мы жили на таежном хуторе, мне иногда казалось… будто бы отчим, – Аркадий, – как-то пристально на меня смотрит. С вожделением… понимаете? А после смерти мамы эти мысли стали преследовать меня днем и ночью. Я запиралась от него в своей комнате на крючок, приставляла к двери стул… и все равно прислушивалась к каждому шороху, каждому скрипу половицы! Я… начала его опасаться и… так измучилась, что желала ему смерти. Ужасно, правда? Но я ничего не могла с собой поделать. Когда он уходил, я молилась, чтобы он не вернулся. Я корила себя, обвиняла в черствости и злобе… каялась и снова хотела избавиться от него! И однажды… он исчез. А «перо дракона»… и те следы во дворе… не плоды ли моего болезненного ума? Из глухого Ушума я переехала в Москву, но… ничего не изменилось. Как только я увидела Стефи… сразу заподозрила, что с ней случится какая-то жуткая вещь. И вот… она мертва! – Лика схватила Еву за руку и крепко стиснула. – Вам никогда не приходило в голову, будто ваше сознание раскалывается, рассыпается на бесчисленные фрагменты, которые вы никак не можете собрать в нечто единое и стройное? Что вы… не живете, как все окружающие вас люди… а двигаетесь на ощупь в густом тумане? Что вы не помните своего прошлого, а ваше будущее неясно, размыто? Что вы не имеете понятия, как вам следует поступать, куда идти, кто ваш друг, а кто враг? Кто вы в этом мире? Зачем вы здесь? Кому вы нужны?

Ева не перебивала, давая Лике излить накопившееся смятение, замешательство и страх.

– Лес, город… какая разница для измученного ума? – продолжала та. – Аркадий пропал. Но мои мысли о мужчинах остались. Я вообразила, что Альберт Юрьевич оказывает мне знаки внимания, а он… собирается жениться на другой женщине! Меня пригласили на торжество по поводу их помолвки, а я ловлю себя на тех же ощущениях! Мало того, я вообразила, что и господин Треусов неравнодушен ко мне, что он… как-то особенно расположен, особенно любезен. А ведь у него тоже есть женщина, с которой он встречается, которую он любит… я полагаю. Что это со мной, как не расстроенные нервы?