– Нравится?

Она замерла от столь знакомого голоса. Обернувшись, обнаружила прямо перед собой Кента. Его прекрасные губы. Очень, очень близко. Они не виделись так давно, он выглядел так здорово. Почти таким же, каким она его помнила. Думала о нем, рисовала. Только лучше. Однако это вовсе не отменяло того, что он натворил, или эмоционального шока, сжавшего ее грудь. Сердце оглушительно стучало, когда она гордо вскинула голову и прошептала:

– Да как ты мог? – и прошла мимо.

Прочь. Как можно дальше отсюда.

Кенту было значительно сложнее, чем Сэди, покинуть выставку. Перед ним мелькнуло ее красное платье, захлопнулась дверь такси, какой-то знакомый вновь завладел его вниманием. Потребовалось еще двадцать минут, прежде чем ему удалось выбраться. Конечно, нехорошо сбегать с собственной выставки, но он был в галерее только в надежде на ее появление. После ее ухода ему больше не хотелось здесь находиться. Ему хотелось быть с Сэди.

К счастью, он знал адрес и спустя час появился у ее дома.

– Сэди! – крикнул он, колотя в дверь. – Я знаю, что ты здесь. Открой!

От его грубой команды она подскочила на месте. Когда Сэди поднесла к губам бокал красного вина, ее руки дрожали. Кент сильнее заколошматил в дверь.

– Я могу и всю ночь простучать, если придется, Сэди!

Какое искушение – позволить ему так поступить! Ее соседка миссис Эрбатнот вызывала полицию, даже если кошки на улице слишком громко орали. Однако Сэди действительно было необходимо поговорить с ним и заставить снять фото с экспозиции. Она подбежала к двери и рывком дернула ее на себя.

– У тебя чертовски крепкие нервы, – бросила она и, резко развернувшись, прошла обратно в гостиную, оставив его на пороге.

Кент прикрыл дверь и проследовал за ней более спокойным шагом. Она уже ожидала его, скрестив руки на груди. Серые глаза метали молнии.

– Я хочу, чтобы фотография была убрана.

– Сэди…

– Нет. Предполагалось, что ты их уничтожишь. Я не давала разрешения на экспозицию своих фотографий в полуобнаженном виде на выставке, где их могут увидеть тысячи людей.

Кент расстегнул пуговицу пиджака.

– Ага, значит, обнаженные портреты можно?

– И какие еще мои фотографии ты выставил? – Она бросилась в бой. – Ты уже разместил их где-нибудь в Сети? Проклятье, Кент, они личные, и я хочу получить их назад. – Какие знакомые слова! До нее внезапно стало доходить. – О боже, так это месть? За то, что я написала очерк? Последний раз повторяю, Кент, это не предназначалось для публикации!

– Сэди, – успокаивающе начал Кент, стараясь не возбуждаться от роскошного зрелища рассерженной Сэди с растрепанными волосами, горящими глазами и резко вздымавшейся в волнении грудью. – Я переписал их на диск. Хотел отослать тебе, но не мог с ними расстаться. Вовсе не желал их кому-то показывать.

Сэди фыркнула:

– Кроме половины Сиднея!

– Всего одно фото, Сэди. Никто не знает, что это ты.

– Зато я знаю! Не говоря уже о том, что ты воспроизвел и выставил моюавторскую работу, без моего согласия!

– Эти две вещи – единое целое.

Сэди задохнулась от возмущения. Он совсем не раскаивался, излучая сексуальность и уверенность в своем роскошном костюме мэтра. Она совсем не ожидала увидеть его сегодня и успела забыть, насколько здорово он выглядит.

– Зачем?

– Это потрясающий образ. Лучшая из фотографий, сделанных мной в том путешествии. Да, возможно, и за всю карьеру. И просьба о прощении.

– О прощении?

– За то, что повел себя в Дарвине как настоящая задница.

– А тебе не кажется, что сейчас ты ведешь себя как еще большая задница?!

Кент увидел на ее щеках лихорадочный румянец и едва подавил насущное желание заключить ее в свои объятия. Резко выдохнул, пытаясь прийти в себя:

– Если тебе не нравится, я уберу фото.

Сэди присела в кресло и пригубила вино.

– Это не имеет ничего общего с тем, нравится мне эта фотография или нет.

– Хорошо, тогда объясни. Ты же и до того позировала обнаженной?

– Это ни при чем. Фотография передает очень личный момент, который мы с тобой разделили той ночью. Я, конечно, понимаю, ты мистер «Мне никто не нужен», настоящий мужчина, каждый день спасающий из беды дамочек с пониженной самооценкой, но для меня та ночь многое значит. Я чувствую то же самое, что и ты по поводу «Потерь». Эта фотография не для публики. И я хочу защитить не свое тело, а лишь момент времени и пространства.