– Мой любимый цвет?

– Голубой. – Она оглядела его офис, выдержанный в белых, серебристых и голубых тонах. – Будьте уверены, Маккензи, вы имеете дело с профессионалом. – Она сложила руки под маленькой грудью, при этом тонкая ткань блузки натянулась, и обозначились ее четкие контуры.

– Животные?

Она фыркнула.

– Я могу спорить на все, что имею, что у вас нет времени даже на то, чтобы содержать кактус, не говоря о комнатном аквариуме.

Он вспомнил сумму, которую сам перевел ей два дня назад, и, зная, что это все, что у нее есть, она не многим рискует. Но насчет животных она права.

– А вы?

– У меня собака.

– Правда?

– Вы не любите собак?

– Я не имею ничего против собак, при условии, что кто-то другой будет их кормить, гулять с ними и убирать за ними. Какой породы? Не той, что помещается в дамской сумочке?

– Ха! Это большой эрдельтерьер по кличке Эрнест. Он принадлежал моему бывшему, который считал себя вторым Хемингуэем. Он оставил мне собаку, но забрал телевизор, стерео, забыв оставить арендную оплату.

– Потом вернул?

Она пожала плечами, показывая, что не хочет говорить на эту тему. Но он прекрасно понял ее состояние. Бедняжка. С удовольствием отыскал бы этого мерзавца и схватил за шиворот.

– Но счет в мою пользу, – сказала она весело.

– Хороший пес?

– Храпит, обожает бисквиты, но никогда не украдет мой телевизор.

Он просто не мог понять, как такая женщина, как Саския, могла увлечься столь гнусным типом. И сменил тему:

– Ладно, переходим к досье. Что вы знаете о моей семье?

Она округлила глаза, показывая степень своего возмущения таким неверием.

– У вас три сестры. Две из них – близнецы.

– Мечта для психолога.

– Я единственный ребенок, вы не забыли? Мне неизвестны взаимоотношения с братьями и сестрами.

Оба немного расслабились, устроились удобнее, и она улыбкой пригласила продолжать игру.

– Дальше.

– Ваш отец умер, когда вам было пятнадцать. Накануне вашего пятнадцатого дня рождения. Ваша мать жива.

У него вдруг сжало горло. Он никогда не забывал об этом дне рождения. Воспоминание жило в нем, но он не хотел бы ни с кем это обсуждать. Впрочем, это не ее вина – он сам предложил тему.

Она хотела продолжать, раскрыла рот, но он остановил ее предостерегающим взглядом.

– Женщины? – спросил он машинально, хотя сам в этот момент думал о мужчинах, с которыми могла встречаться она. Хипстеры в сандалиях и балахонах?

– Вы предпочитаете брюнеток. – Она намотала каштановый локон на палец. – Хотя были и блондинки, а иногда рыжие.

– Я не выбираю специально.

Она ответила беглой улыбкой.

– Но ни одного серьезного увлечения я не смогла найти.

И вдруг он сказал:

– До сегодняшнего дня.

Она недоуменно нахмурилась, и, когда до нее дошел смысл сказанного, он увидел, как розовая краска разливается по ее щекам, а его пальцы как будто ощутили биение ее пульса.

– Мы могли бы проверить, насколько мы далеко зашли, или я просто усложняю?

– Не стоит относиться к этому серьезно. – Она облизала языком розовые губы, и он снова вспомнил их вкус.

– Нейт… – произнесла она нерешительно.

– Да, Саския?

– Тот поцелуй…

– Слушаю?

Она спустила ноги на пол.

– Я бы хотела поговорить о границах.

– О чем?

– Определить границы наших отношений…

Господи, как она серьезна. Ему стало смешно, но он не подал виду.

– Я понял. Например, можно положить руку на талию, но нельзя ниже, или можно целоваться, но не переходить к дальнейшим действиям.

Она посмотрела на него, как будто не понимала, как можно шутить по такому поводу.

– Мы оба взрослые, Саския. – Тон Нейта переменился. – Ты знаешь, что мне от тебя нужно. И я знаю, чего хочешь ты. Но трудно сейчас сказать, во что все это выльется. Давай оставим нам некоторую свободу.

Она ответила продолжительным вздохом.

– Вернемся к поцелуям….

– Не возбраняются. Ты не против?

И вдруг понял, что затаил дыхание в ожидании ответа.

Она, казалось, обдумывает его предложение, потом, решительно тряхнув волосами, пожала плечами: