— У вас вообще хороший климат. Днем тепло, ночью прохладно. У нас на юге бывают тяжелые ночи. Чего только не делаешь, чтоб освежиться: и воду на пол льешь, и простынь смачиваешь. Беда. Особенно таким, как я, трудно. Хоть караул кричи.

— Вы еще не видали сибирской зимы.

— Как же? А у Сурикова?!

Помолчали. Шуршал монотонно Урсул. Гасли по деревне огоньки. Люди рано ложились спать, чтобы назавтра встать чуть свет.

— Вчера ко мне старик приходил, — сказал Брюсов. — Разговорились мы о том о сем. Интересный старик.

— Герман Большаков?

— Он самый. Любопытный человек. В школу не ходил ни одного дня, а знает много. Он рассказал мне занятную историю. Хотите? Будто бы в какие-то времена пытались проникнуть в эти горы со своей религией чужестранцы. Он их даже называл, да я забыл. Мудреное название, нынче не встречается оно. Так вот, лезли те иностранцы через границу, тащили с собой буддизм или ламаизм. Лезли тайно, делали тайные храмы в неприступных местах. Один храм большой — базовый, как я понял, а периферийные помельче. Были даже перевозные… Так вот, базовый якобы стоит где-то совсем недалеко отсюда. Большая пещера будто бы, а от нее отходят поменьше. Как у вас кабинеты от общей комнаты… В молодости задумал Герман хозяйство поправить. Поднять. Женился только и — айда в горы золотишко искать. Неделю бродил. Натолкнулся неожиданно на тот храм. Вошел и чуть кондрашка его не хватила. Увидел фигуры из камня и дерева, чаши какие-то, золотые статуэтки. И книги. Испугался он и — тягу назад. К молодухе своей.

— Как гора называется, он не говорил?

— Вроде что-то говорил.

— Пурчекла?

Брюсов подумал.

— Вам лучше с ним самим поговорить… Это я к чему вспомнил: раз в тех пещерах жили проповедники, почему в них не жить… теперь.

— Спасибо. Я думал об этом…

Непчинов вышел из темноты прямо перед крыльцом. Пирогов вскочил, шагнул было навстречу, но Непчинов движением руки остановил его, стал подниматься по ступеням.

— Мы тут дожидаемся сотрудницу, — оправдываясь, сказал Корней Павлович, поворачивая за ним.

— А вы — Брюсов! — Непчинов коснулся пальцем локтя Геннадия Львовича.

— Брюсов, — польщенно подтвердил тот, пристраиваясь за Пироговым. Корней Павлович указал ему на место у телефона, распахнув перед гостем кабинетную дверь.

— Надеюсь, я не сильно помешал? — спросил Непчинов, обойдя комнату, заглядывая во все углы и остановившись наконец перед книжным шкафом. Казалось, вот-вот спросит он: где?.. Будто искал кого-то спрятанного. — Захотелось взглянуть, как живешь, — продолжал Непчинов. — Знаю, что все еще холостякуешь. Но не думал, что так плохо. Разве это порядок: натощак да еще не спать.

— Не спать можно только натощак. Что касается сегодня, так я чудесно выспался. В ходке. Пять часов проспал.

— Оставим сегодня. — Дал еще один круг. — В отделе часто ночуешь?

— Случается. Когда лень домой идти… А что — нельзя?

— Можно. Когда это нужно.

— Ночью мне хорошо думается.

— А не отвлекают?

И тут Пирогов почувствовал: не случайно, не по пути зашел Непчинов в отдел. Главный разговор впереди.

— Объясните, в чем дело.

Непчинов помедлил, будто колеблясь, начинать не начинать.

— На тебя две жалобы. Одна позавчера пришла. Вторая сегодня.

— Чем я провинился? И перед кем?

— Да уж есть, видать… Из Коченева пишут, что повадился ты к Рощиной. С ночевками… Так и сказано: «Пока ейный мужик бьется с врагами на полях войны, он…» И так далее. А местный корреспондент обвиняет тебя и твоих девчат… Советует на лесоповал всех вас. Чтоб не до глупостей было.

Случалось в жизни Пирогова много несправедливого. Даже назначение в Ржанец считал он и продолжает считать несправедливостью. Но такого… Такого ему и не снилось.

— У меня полна папка таких писем, — сказал подавленно. — Каждый день божий начинаем с выяснения. Пишут свихнутые старики. Да и старушки.

— Ну, в нашем с тобой деле один — точно не старик.

— Коченевского писаку я знаю. Он мне в глаза намекал. Да не думал я, что так далеко пойдет.

— Что ты по существу скажешь?

— Я же не видел, что они там накатали.

— Да уж будь уверен. Складно.

— Назначьте комиссию. Разбирайтесь. А я сделаю выводы.

— Кого ты пугаешь?

— Корреспондентов… — Хотел сказать «ваших», но вдруг без всякой связи возникла в памяти история с воздушным шаром.

Так, так, так! В мае — июне Ударцев собирает срочно информацию о кражах! Значит, еще тогда Михаил заподозрил что-то неладное… И тут возникла история с воздушным шаром с черным ящичком на привязи. Михаил разобрался бы в ней быстро, но она совпала по времени с датой пуска рудника, и честный, старательный Ударцев позволил себя увлечь… Впрочем, может, все это от повышенной подозрительности?