— Да чего… Припоминаю, с детства не любил я Сахарова. Боялся, пожалуй. Глаз у него нехороший.

— А конкретней.

— Черт знает. Вроде мужик как мужик. В партизанах состоял. В гражданскую. Чуть не убили там: отряд их на засаду напоролся. Так Сахаров с двумя мужиками в Урсул бросился. Он их и вынес.

— И часто он так спасался?

— С мужиками надо поговорить. Отец мой хорошо знал.

— Ты, Павел, найди мне пару мужиков, кто знает Сахарова с тех пор. Меня последнее время история занимать стала. Динозавры, бронтозавры, пещерные люди.

— А ты опять с подходом.

— Работа такая… Проводил бы ты меня к Сахарихе.

Пестова с готовностью шагнула от барьера.

— Я тоже могу.

— Вы бегите к прокурору. Объясните коротко ситуацию. Возьмите ордер на производство обыска. И — туда его прямо.

Дом Сахарова был повернут двумя окнами на Урсул. Мощные тесовые ворота в «елочку». Тесовый глухой забор. Против окон — палисадник: метр шириной, острые штакетины.

— Не двор, а крепость, — сказал Корней Павлович и, толкнувшись в запертую калитку, требовательно постучал по ней. Никто не отозвался ни со двора, ни с огорода. Пирогов снова забарабанил так, что вся калитка заходила ходуном, заклацала навесами, запорами.

Из соседнего двора вышла старушка. Приблизилась, разглядывая — кто в гости просится.

— Хозяйку не видели? — спросил Корней Павлович.

— С окна видала, будто на огороде… Поди, не слышит. Или в избу зашла. Вы шибче стучите.

Остановилась за спинами поглядеть, чего же дальше-то…

Пирогов снова затарабанил кулаком. Показалось, прогибаются доски, гвозди полезли из гнезд своих. Павел лег животом на штакетник палисадника, дотянулся до окна, стукнул в переплет костяшками пальцев. Дверь в доме пискнула, ширкнула обивкой по крылечку.

— Не балуй, — послышался недовольный женский голос.

Старуха была не совсем дряхлая и не такая темная, как ее представлял Пирогов со слов Сахарова. Она, пожалуй, даже по-городскому, против самого Сахарова, выглядела.

— Виноват! — Пирогов сунулся в калитку, едва старуха ее приоткрыла. — Здравствуйте. Нам нужен хозяин.

— Нет его. А где, так он и в лучшие времена не докладал, где и с кем быват. — Пирогов вспомнил: «Попался я в молодости».

— Так и не докладывал?

— Не докладывал. Или первый раз разговор о том? Ударцев, что до вас работал, он все знал.

— Что именно?

— Какая раньше жизнь была. Я ему вспоминала, как наши мужики по два месяца трактом ходили.

«Да ведь Сахаров трактом ходил! Он же извозом занимался! Знает с закрытыми глазами каждую выбоину на дороге. И спуск выше Элек-Елани тоже знает… Но в тот день он выезжал на пожар… И сходится, и не сходится».

— Но сейчас-то хозяин где?

— На работу утром пошел.

— Вам не совестно? Грех-то на душу брать?

Она вспылила. Как спичка вспыхнула:

— Чего мне совеститься? В своем дому!..

«С приветом… На уполномоченного собаку спустила, — вспомнил Пирогов. Даже интонацию. — Хорошо хоть сейчас нет у них собаки. А почему? Почему нет собаки? Уж не для того, чтоб гости и приходили не слышно, и уходили?»

— Пригласите нас в дом.

— Кого? Этого бандита? — Она ткнула пальцем в Козазаева. — Он же бандюга.

— Как вам не совестно, — сказал Пирогов. — Он боец Красной Армии. Ранен в бою… И здесь со мной при исполнении.

— При исполнении, — передразнила Сахарова. — Он всю жизнь при исполнении. Кому ряшку начистить, где что плохо лежит. — Оглянулась на Павла. — Иль не так говорю? Иль не от тебя заборы поднимали?

Она компрометировала помощника Пирогова, а следовательно, и его самого. Не вчера подмечено, не вчера сказано: открой, кто твой друг…

— Ты чего мелешь? — очнулся Козазаев.

— Во-во! Бандюга и есть! Ты ж со старшими не умеешь говорить. Хайлашь, как марал недобитый.

— Ты чего мелешь-то?

— Кто мелет? Кто мелет? — Корнею Павловичу показалось, что пальцы рук ее напряглись, как хищные когти. — Ты худрука в клубе чуть не зашиб до смерти? Зашиб? Иль не тебя в милицию таскали? А ты хайлал на милицию последними словами. Еще?

— А-а!.. — Павел махнул рукой, повернул вон.

— Подожди, — остановил сто Пирогов. — Ты что, не понимаешь, для чего весь спектакль этот?

— Как спектакль? — ахнула Сахарова. — Я всю жизнь мужняя жена. И никакая не артистка.

У калитки стал народ собираться. Старушку соседку во двор пропихнули. Потом девчонку лет пятнадцати. Потом двое мальчишек сами переступили подворотню. Интересно: Сахариха сражается. Сразу против армии и милиции.

Пирогов увидел всех их, старушку и девчонку поманил к себе.