Шрифт:
Лемехов смотрел им в глаза, радуясь, когда угадывал в них преданность, твердую волю единомышленников, членов единого братства.
Зал был полон, сцена озарена. На красном поле золотились колокольня Ивана Великого, космическая ракета и сияла надпись «Победа». Все ждали приезда Патриарха.
Подкатил кортеж автомобилей. Из «мерседеса» вышел высокий, весь в черном, келейник Серафим. Растворил дверцу. Из машины поднялся Патриарх, без шубы, в черной рясе, белом куколе, на котором серебрились шестикрылые серафимы, с драгоценной панагией на тучной груди. Отец Серафим подал ему посох, инкрустированный серебром. Патриарх несколько раз ударил посохом землю, словно пробовал ее прочность. Торжественно двинулся к стеклянному входу, где его встречал Лемехов. Получая патриаршее благословение, снова ощутил жесткое прикосновение бороды и слабый запах духов.
Появление Патриарха на сцене вызвало волнение в зале, шелест голосов, множество вспышек. Патриарх стоял под алой эмблемой партии, торжественно опираясь на посох, панагия переливалась бриллиантами. Лемехов стоял рядом, склонив голову в знак смирения.
– Благодарю вас за то, что пригласили меня на свое высокое собрание. – Голос Патриарха звучал резко, с металлическими, мегафонными звонами. – Вы создатели русского святого оружия, которое в руках славных русских воинов защищало Государство Российское и православную веру. – Патриарх опирался на посох, воздел правую руку, и от его движений с панагии летели драгоценные искры. – Россия, богоизбранная страна, обладает бесценным сокровищем – верой православной. И это сокровище хотят затоптать злые силы, для которых православная Россия – вечная укоризна, вечный укор. Этот укор им невыносим, и они насылают на наше Отечество свои полчища. Так было в годину Мамая, или ливонских рыцарей, или нашествия Стефана Батория, или Наполеона, или Гитлера. И всегда русский меч и русская пуля отгоняли врагов от наших священных рубежей. Вы объединились во имя правды и веры, и ваше собрание будет способствовать укреплению нашей Родины. Я рад, что во главе вашего объединения стоит достойный труженик, ревнитель православной веры Евгений Константинович Лемехов.
Патриарх, опираясь на посох, сделал шаг в сторону Лемехова. Воздел руки и медленно трижды перекрестил его:
– Благословляю на служение государству Российскому во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.
И весь зал, повинуясь властной металлической силе голоса, зачарованно встал. Лемехов почувствовал, как из твердых перстов Патриарха в его лоб полилась горячая сила, слабо колыхнула его, и он на секунду забылся в пугающем предчувствии. И весь зал ощутил бестелесные волны патриаршего благословения, которое сулило Лемехову великую судьбу и делало их молодую партию судьбоносной.
Патриарх покинул съезд. Кортеж машин унесся в метельное поле.
Лемехов вышел на сцену, глядя в туманный зал, где множество людей, покинув цеха с самолетами, установками залпового огня, баллистическими ракетами и танками, ждали его слова. Это слово должно было взволновать души, пронзить сердца, превратить умудренных хозяйственников и осторожных технократов в его президентскую гвардию. В новую элиту России. В «сынов Отечества», жертвенных, верящих, беспощадных к врагам.
В первом ряду сидел Верхоустин. Его глаза, немыслимой синевы, вдохновляли Лемехова, облучали волшебным светом. Он молил, чтобы эта синева не погасла, побуждала к возвышенным проникновенным словам.
Лемехов вздохнул глубоко, до мгновенного перебоя сердца, и направил в зал рокочущую волну:
– Соратники, братья, вы – лучшие люди России. Творцы, открыватели, великие труженики, безупречные патриоты. Вы знаете тайны материи, секреты техники, законы человеческих отношений, благодаря которым собираются вместе тысячи людей и создаются самые сложные, неповторимые изделия – современное оружие. Вы чувствуете опасности, которые надвинулись на государство, будь то американские антиракеты, или боевые ледоколы НАТО, нацеленные в русскую Арктику, или вооруженные банды головорезов, сжигающих Сирию и метящих на русский Кавказ. Оружие, которое вы создаете, – святое, потому что в нем звенят мечи и доспехи наших святых полководцев Дмитрия Донского и Александра Невского. И эта святость озаряет ваши деяния.
Лемехов не помнил последовательность фраз, из которых должно было состоять выступление. Они рождались прямо на устах, словно прилетали к нему из лучистой синевы васильковых глаз. Верхоустин, синеокий суфлер, управлял его речью, подсказывал очередность мыслей и слов:
– Наша партия – это партия Большого проекта. Проекта, имя которому – «Россия». Имя которому – «Победа». Россия оторвется от унылого пустыря, куда ее сбросили недруги, и вновь взовьется на своих ослепительных крыльях. Мы будем строить небывалые заводы, на которых станут рождаться машины для космических поселений и межпланетных полетов. Мы откроем университеты, где новые науки в сочетании с новой философией и новой эстетикой укажут путь к небывалым открытиям. Мы создадим школы инженеров, конструирующих не только технические сооружения, но и саму мегамашину государства, конструирующих новое общество и нового человека. Мы запустим долгожданное развитие, тот русский вихрь, который захватит в свое движение весь народ, каждую душу живую. Создавая марсианские города, мы не упустим из виду самую глухую погибающую деревню с последним десятком жителей и вернем в эту деревню энергии жизни и творчества. Мы создадим новую русскую цивилизацию, которая, помимо невиданных технологий и управленческих открытий, родит небывалое искусство, восхитительные симфонии, картины и книги, где художники расскажут о новых героях, новых открывателях и подвижниках. И это будет искусство Русского Вихря, философия Русской Победы.
Лемехов видел туманное пространство зала с неразличимыми лицами. Перед ним из первого ряда сияли глаза той волшебной лазури, которая сияет в вершинах мартовских берез, или в бирюзовом кольце, или в ангельском хитоне рублевской «Троицы». Эта лазурь завораживала, восхищала, сулила блаженство. В ней рождались слова, которые подхватывал Лемехов, наполняя дыханием и жаром.
Он чувствовал, что душа его распахнулась, возвысилась. Напоминала пространство храма, гулкое, ждущее певучего звука, ждущее светоносного луча. Это чувство возникло, когда чела его коснулись твердые персты Патриарха. Словно благословение святейшего распечатало тайные объемы его души, и душа ждала откровения. Васильковые глаза направляли ему из зала послание, и он читал его, будто перед ним разворачивался свиток.
– Мы должны исцелить наш народ, который был ранен, пал, оказался в руках злых колдунов, и они дни и ночи вливают в него яды уныния, отраву отчаяния и неверия. Мы должны разбудить народ, который лежит в хрустальном гробе, как спящая царевна. Мы должны подойти к этой хрустальной гробнице и поцеловать царевну, чтобы она очнулась от сна. Так учит нас Пушкин, величайший русский волшебник, который не покидает нас в годины несчастий и каждый раз спасает от погибели. Злые колдуны превратили нас в жалких карликов, но Пушкин снова сделает нас великанами. Мы – партия Пушкина, партия великанов, партия Русской Победы.