Грузчики закрепили багаж, Павлинов уселся рядом с кучером, сказал «Ехай!» и махнул рукой налево в сторону Красных Ворот. Аркадий Иванович уже мысленно увидел, что вот сейчас кучер взмахнёт кнутом, и подался вперёд, но кучер вдруг обернулся и грубо произнёс:

– В город не повезу! Слезай!

Клешня повернулся к подполковнику, у него в глазах было ясно написано: «Ну что? Что я говорил?»

Аркадий Иванович растерялся, а Клешня резко пересел вполоборота к кучеру.

– Вот ты и слезай! – сказал он и столкнул того с козел. Кучер повалился головой вниз, Клешня перехватил вожжи и ударил по спине сначала кучера, а потом лошадь и засвистал. Напуганная лошадь, видимо с жеребячьего возраста не слыхавшая такого залихватского посвиста, присела на задние ноги и неловко ими толкнулась, коляска подпрыгнула, Клешня выхватил длинный кнут и огрел им бедное животное. Другие извозчики, которые из-под бровей наблюдали эту сцену, задвигались на козлах и стали осаживать своих заволновавшихся лошадей, но с места не тронулись. Когда пришедший в себя пострадавший кучер заорал «Убивают!», Клешня вскочил, высоко взмахнул кнутом и прокричал ему:

– Убивают – это ещё не убили, деревня! Заберёшь свой хлам на Виндавском, если знаешь, где он! – Он крест-накрест дважды полосанул бедную конягу и заорал совершенно по-хулигански: – Гул-ляй, Москва, твоё время!

«Проснулся! – с улыбкой подумал Аркадий Иванович. – За такое можно и по шеям, да не ко времени!» Он был доволен – они ехали куда надо, только вот, хотя и было ещё совсем рано, удивляло, что кроме них на улицах никого не было, даже полицейских. И тут Вяземский увидел сгоревшие, дымящиеся лавки и дома и разбросанные по дороге сорванные вывески и другой хлам, валявшийся прямо на брусчатке.

«Однако и вправду тут что-то было!» – подумал он. Клешня повернулся и прокричал:

– Бунт, ваше высокоблагородие! Щас мы им! – Он стал править коляску к Садовому кольцу, чтобы выехать на Мясницкую. Садовое кольцо было пустым, они его проскочили, и Вяземский снова увидел разорённые и кое-где ещё дымящиеся лавки. Клешня гнал в три кнута и не сбавлял ходу, объезжая то комод, то выломанную дверь, то разодранный диван, то большие кучи домашнего хлама, а иногда, и Вяземский это отчётливо понимал, на мостовой чернели пятна пролитой крови.

Ближе к Чистым прудам стал появляться народ, Клешня не сбавлял хода, люди, выходившие из ворот или шедшие по проезжей части, шарахались, и мимо головы Вяземского полетел камень. Чем ближе к Мясницкой, тем людей становилось больше, в узком въезде между почтамтом и Академией художеств их стало ещё больше, и тогда Клешня засвистал и заорал во всё горло:

– Расступись, халява! Инер-рала везу!

«Вот стервец!» – подумал Аркадий Иванович и стал смотреть на людей. Те, кого он успел разглядеть, на людей были мало похожи, у них были синие, грубые, битые лица, и на лицах глаза как наклеенные.

Мясницкая стояла разгромленная.

Клешня расталкивал конём и криком проснувшихся после вчерашнего бунта, ещё не пришедших в себя с похмелья, гостеприимных и сказочно хлебосольных москвичей, коляска пролетела треть улицы, пара камней ударила по чемоданам, и Вяземский увидел, что витрины оружейного магазина впереди на углу Кривоколенного переулка забиты деревянными щитами и крыша как-то необычно просела. Аркадий Иванович машинально ощупал кобуру. В это время Клешня так резко повернул налево в переулок, что коляска проехала поворот на двух правых колёсах.

– Они, ваше высокоблагородие, в магазине сидят, хотят отстреливаться… У них дорогой товар, им иначе нельзя, я вас проведу! – Клешня прокричал это и остановился у ворот: – Открывай, с-сучья пасть!

Он соскочил и стал колотить в ворота.

– Не боись, свои, денег вам привезли! Открывай, сами рады будете!

Видимо, за воротами кто-то был, Вяземский услышал, как загремел замок, в воротах открылось окошко, и в нём показалось лицо того самого приказчика. Глаза у него были испуганные.

– Не велено! Уходи! – закричал он Клешне. – У нас есть разрешение обороняться всеми дозволенными средствами, ща полицию позову!

– Кому врёшь, полицию, – в ответ в самое окошко прокричал приказчику Клешня. – Зенки разуй, глянь, кто со мной…

Только тут приказчик увидел Вяземского, на мгновение у него застыл в глазах вопрос, но через секунду ворота уже дрогнули.

– Только вас одного, ваше сиятельство, только одного, ваш заказ уже два дня дожидается, поторопитесь!

Вяземский соскочил, глянул на Клешню, тому предстояло остаться снаружи в переулке, но Клешня стоял таким молодцом, что… Вяземский прошёл в образовавшуюся щель.

Сделка была совершена, приказчик в секунду перешелестел купюры, подал с подобием улыбки длинную, узкую, обтянутую жёлтой жатой кожей коробку с винтовкой и взвалил на плечо красивую, блестящую цинку с патронами. Вокруг суетились другие приказчики, общим числом три: один выскочил во двор и снимал засов, другой стоял с переломленной заряженной курковкой, третий сопровождал Вяземского. За воротами кто-то уже кричал и послышался глухой удар. Приказчик жестом попросил Вяземского остановиться, но Аркадий Иванович его оттеснил и стал тянуть ворота, когда образовалась щель, он высунулся и увидел: против Клешни переминались несколько бунтовщиков.