– В субботний вечер можно и покейфовать, – сказал он.

– Сомнительный кейф, – сказала я.

Стара явно одолевала эта тяга – уйти в изнеможение, в шизофреническую тьму.

– Сейчас я Бриммера буду бить, – объявил он через минуту. – Займусь этим лично.

– А не проще ли нанять кого-нибудь? – спросил Бриммер.

Я знаком попросила его молчать.

– Я не перекладываю на других грязную работу, – сказал Стар. – Разделаю вас под орех и отправлю вон из Калифорнии.

Он поднялся с кресла, но я остановила его, обхватив руками.

– Перестаньте сейчас же! О, какой вы нехороший.

– Вы уже на поводу у этого субъекта, – мрачно проговорил Стар. – Вся молодежь у него на поводу. Несмышленыши вы.

– Уходите, прошу вас, – сказала я Бриммеру.

Костюм у Стара был скользко-шелковистый, и он вдруг выскользнул из моих рук и пошел на Бриммера. Тот, пятясь, отступил за стол – со странным выражением на лице, которое я потом расшифровала так: «И только-то? Всему делу помеха – вот этот полубольной мозгляк?»

Стар надвинулся, взмахнул рукой. С минуту примерно Бриммер держал его левой на расстоянии от себя, а потом я отвернулась, не в силах дольше смотреть. Когда взглянула опять, Стар уже лег куда-то за теннисный стол, а Бриммер стоял и смотрел на него.

– Прошу вас, уходите, – сказала я.

– Ухожу. – Он все смотрел на Стара; я обошла стол. – Я всегда мечтал, чтобы на мой кулак напоролись десять миллионов долларов, но не предполагал, что выйдет таким образом.

Стар лежал без движения.

– Уйдите, пожалуйста, – сказала я.

– Не сердитесь… Я помогу…

– Нет. Уходите, прошу. Я не виню вас.

Он снова взглянул на лежащего, слегка устрашенный тем, как основательно усыпил его в какую-то долю секунды. И быстро пошел прочь по траве, а я присела на корточки, принялась тормошить Стара. Он очнулся, весь судорожно дернувшись, и вскочил на ноги.

– Где он? – воскликнул Стар.

– Кто? – спросила я наивным тоном.

– Американец. Какой тебя дьявол толкал за него выходить, дура несчастная?

– Он ушел, Монро. Я ни за кого не выходила.

Я усадила Стара в кресло.

– Он уже полчаса как ушел, – соврала я.

Раскиданные пинг-понговые мячики созвездием блестели из травы. Я открыла кран дождевателя, намочила платок и вернулась к Стару, но синяка на лице не видно было – должно быть, удар пришелся сбоку, в волосы. Стар отошел за деревья, и его стошнило там; я слышала, как он потом нагреб земли ногой, засыпал. Возвратился он посвежевший, но, прежде чем идти в дом, попросил чего-нибудь прополоскать рот, и я унесла виски и принесла бутылку с полосканием. Тем и кончилась его жалкая попытка напиться. Мне случалось наблюдать, как назюзюкиваются первокурсники, но по неумелости полнейшей, по отсутствию всякой вакхической искры Стар их бесспорно превзошел. Ему достались тошнота и шишки, и больше ничего.

Мы вошли в дом; узнав от кухарки, что на веранде отец с Маркусом и Флайшэкером, мы повернули в «интерьерную». Но где ни пытались сесть, всюду была лощеная скользкая кожа, и наконец я устроилась на меховом коврике, а Стар – рядом, на скамеечке для ног.

– А он крепко получил? – спросил Стар.

– О да, – ответила я. – Очень крепко.

– Вряд ли. – Помолчав, он прибавил: – Бить я его не хотел. Просто хотел прогнать. Он испугался, видимо, и двинул меня.

С этим – очень вольным – истолкованием случившегося я не собиралась спорить, спросила только:

– В душе, наверно, теперь злость на Бриммера?

– Да нет, – сказал Стар. – Я же был пьян. – Он огляделся. – В этой комнате я раньше не бывал. Кто ее декорировал? С нашей студии кто-нибудь?

– Что ж, пора и трогаться, – сказал он затем, уже обычным своим приятным тоном. – Съездим-ка мы, на ночь глядя, к Дугу Фербенксу на ранчо, – предложил он мне. – Я знаю, он вам обрадуется.

Так начались те две недели, когда нас всюду видели вместе. Достало уже и одной, чтобы Луэлла поженила нас в своей колонке светской хроники.

По свидетельству английской журналистки Шейлы Грэхэм, близко познакомившейся с Фицджеральдом в Голливуде, роман был задуман в 1938 году, а начат весной следующего года, когда истек срок контракта писателя со студией «Метро-Голдвин-Майер». Книга писалась урывками; Фицджеральду приходилось все время заниматься литературной работой для денег. Сохранились многочисленные заметки автора к «Последнему магнату», часть которых опубликована критиком Эдмундом. Уилсоном, подготовившим законченные главы к изданию (1941 г.). Из этих заметок явствует, что Фицджеральд успел довести действие примерно до середины. Однако вторая часть романа уже была им продумана вплоть до частностей развития сюжета. Обильный подготовительный и черновой материал облегчил Э. Уилсону как редактирование написанных глав, так и предпринятую им реконструкцию дальнейшего хода повествования.

Согласно этой реконструкции, с которой есть все основания согласиться, роман должен был завершиться духовной катастрофой героя – Монро Стара – и его гибелью. Стар (его прототипом послужил продюсер Ирвинг Тальберг) убеждается, что он и в самом деле «последний магнат» – становящийся теперь анахронизмом обломок «золотой эпохи» американского кино, когда бизнес еще не поработил его до конца. Кино становится отраслью «индустрии», рассматривающей его не как искусство, а лишь как прибыльный бизнес. Стару предстоит либо уйти, либо сделаться магнатом без кавычек – дельцом, который думает исключительно о кассовых сборах.