шефства над одинокой женщиной? В Первом варианте я несчастный, но чистый, а здесь...

Зачем? Почему? Опять почемучка распочемукался..."

– О чм подумал? Тень по лицу пробежала.

– Как работать буду.

– Как всегда. У тебя там целая свора помощниц, в беде не оставят. Смотри там, не

расслабляйся: по рукам пойдшь. Жалельщицы выстроятся в очередь. Кастрирую, если

переметншься,- Елена Юрьевна занесла руку над моим пахом.

– Я за рулм!

– Потому и не цапнула,- вкусно засмеялась Елена Юрьевна.

Чем дальше удалялись от Яблониц, тем глуше, слабее становились терзания

совести. А когда миновали Волосово, последние остатки скованности улетучились, как

дым сигареты в ветровое стекло. Остаток пути мы с Еленой Юрьевной мило болтали,

курили, подшучивали с интимными намками. Причм "Ленушка" легко порхало с моих губ, как должное.

Елена Юрьевна вышла у метро "Московская", перед этим страстно прижалась,

впившись губами в мои губы.

– Жду. Будут вопросы - звони.

Только я подумал, глядя вслед уходящей Ленушке, что адреса-то е не знаю, как

тотчас высветилось в мозгу: Московский пр.д.197 кв.33.

Мои надежды оправдались стопроцентно: едва я ступил на территорию роддома, как

некто открыл нужный файл и загрузил отделы моего мозга соответственной

информацией. На мой взгляд, кое что можно было и стереть перед загрузкой. Например,

эпизод ночного дежурства, когда мы с охранником Пашей баловались коньячком и

смотрели жсткую порнуху. Или что мы вытворяли у меня в кабинете с сестричкой из

предродового отделения...

Оказывается, здесь я что-то вроде Казановы местного розлива. Мало мне жены и

тщи, так ещ и на работе... Махровая аморалка. Переборщил с этим Автор, шибко

переборщил. Почему, зачем нужно было делать из меня аморального типа? С роду о

таком не мечтал, даже в затанных мечтах.

Угрызения совести терзали меня до самой входной двери, но едва она захлопнулась

за спиной, как от них и следа не осталось.

– Здравствуйте, Михал Михалыч! ЧУдно выглядите.

– Привет, Михалыч! Отдохнул? Впрягайся в трудовые будни...

Приветствия, улыбки со всех сторон, подначки:

– Михалыч, чтой-то у меня плохая проходимость труб. Когда примешь?

– Продуем, в порядке очереди.

– А може, вне? Невтерпж! Тебя ждала, никого не подпускала. Слиплось вс, поди.

– Смажем, разлепим.

– Когда зайти?

– Как зачешется, так сразу.

Вот и мой кабинет. У распахнутой двери уборщица ття Зина выжимала половую

тряпку.

– О, Михал Михалыч! Доброго здоровьица! Как отдохнулось?

– Вашими молитвами.

13

– Да уж не забываем. Юрочка, сорванец, как на дрожжах растт. Не нарадуемся:

умненький...

Год назад к нам поступила дочь тти Зины, роды ожидались тяжлые, с патологией.

Остро стоял вопрос: кого спасать - мамочку или дитя? Заведующая роддомом Ольга

Денисовна просила мужа и мать роженицы подписать бумаги, что предупреждены о

возможном летальном исходе. Муж отказался, впал в истерику, хотел везти жену в другой

роддом. Стопроцентно не довз бы. Ття Зина ревела белугой, валялась в ногах Ольги

Денисовны, умоляла спасти доченьку и внучека. Ольга Денисовна тщетно пыталась

убедить несчастную женщину, что без е подписи в бумагах, не можем приступить к

операции.

Операцию сделал Михаил Михайлович, с подписью, но уже в других бумагах: под

свою ответственность...

И мамочка, и малыш остались живы. Михалыч вырос в глазах и приобрл лишний

десяток поклонниц.

А для тти Зины я стал что-то вроде архангела Михаила.

Я заканчивал переодеваться, когда вошла сестра Сонечка. Мы с ней уже четвртый

год. Чертовски хорошенькая вдовушка 28-ми лет: муж погиб в автокатастрофе. Двое

ребятишек. У нас с Сонечкой слаженная команда, понимаем друг друга с полуслова, с

полунамка. Тайно Сонечка давно неровно дышит ко мне, но природная нравственность

не позволяет дать волю чувствам. Я знаю это, и по-особому тепло отношусь, сильно

уважаю. Порой даже испытываю стыд в е присутствии, когда намечается или уже