свершился грешок. Мы с Сонечкой по-настоящему дружим, отвергая мнение, что дружбы

между женщиной и мужчиной без секса не может быть.

В Первом варианте я был готов биться за эту точку зрения.

Во Втором - я верил в такую дружбу, но с оговоркой. Рано или поздно, только

наступит такой момент, когда секс явится к месту: как награда, как утешение, как, наконец, спасительный круг.

У нас с Сонечкой этот момент ещ не случился.

– Здравствуй, Миша. Как отдохнулось?

– Привет, привет. Соня, отдыхают на Багамах и Канарах, а в деревне пашут, сеют,

собирают урожай. Так что отдыхаем мы на работе. Что у нас плохого?

– Тьфу, на тебя! Постучи по дереву.

Я, шутя, постучал по голове, издал характерный деревянный звук.

– Ты уверен, что это дерево?

– А на что похоже?

– На медный тазик.

– Верно! Опять не ту голову навернул.

– Ребятишки здоровы?

– Как бычки и тлочки. А твои?

– Аналогично. Отправила на лето к маме...

Мы ещ немного поболтали, обменявшись семейными новостями, и приступили к

работе.

Обходы, осмотры, процедуры - ничего интересного. Если вы ждали пикантных

подробностей – например, репортаж с гинекологического кресла,- то это к другому

рассказчику.

Что-то около трх часов дня поступила сложная пациентка. Совсем ещ девочка,

едва семнадцать исполнилось. Шестой месяц беременности. Пьяный отчим-изверг

изнасиловал в извращнной форме. К нам поступила с обильным кровотечением.

Ребнок был жив, но и его и мамина жизни висели на волоске.

Моя задача была не дать оборваться этому волоску, сделать его толще и прочнее.

Не знаю как, но мне и моим помощницам это удалось. Мы были буквально в мыле,

когда положение относительно стабилизировалось.

14

Окончательно убедившись в этом, я попллся принять холодный душ. Усталость

дикая. То ли сказался месячный перерыв, то ли последствия короткого сна между двумя

кувырканиями с Розой, плюс два часа за рулм, но я не выдержал нагрузки.

Холодный душ частично привл меня в норму. Сонечка обещала сварить кофе и

угостить домашними пирожками с ежевикой. Пожалуй, сейчас мне в самый раз маминого

укрепляющего чая. Ладно, сойдт и кофе.

Я вышел из душевой и столкнулся с девушкой. Среднего роста, худенькая,

страшненькая, и из-за грубоватых черт лица, и из-за рваного шрама на щеке, язычком

сползающий к подбородку. Девушка была в чрной куртке из кожзаменителя, такие же

брюки приталенные, и полусапожки. На вид ей лет 16.

– Кто вас сюда пустил? Это служебные помещения...

– Вы Михалыч?
– проигнорировала мои вопросы девушка.

– Допустим. Какие проблемы?

– К вам поступила Регина Щербакова. Как у не дела?

– Вы родственница?

– Да. Ребнок будет жить?

– Пока рано говорить. Положение сложное. Даже не 50 на 50,а 80 на 20.

– Нужно, чтобы ребнок умер.

– Не понял?

– Нужно, чтобы ребнок умер,- тврдо повторила девушка.

– Думаю, не нам это решать...

– Нам, - жстко оборвала.
– Если вы спасте его, я вынуждена буду умертвить его.

– Чем он так вас не устраивает?

– Долго рассказывать.

– Я сейчас вызову милицию, у них найдтся время вас выслушать.

Девушка фыркнула:

– Не поможет. Ребнок должен умереть.

– Идмте, я провожу вас на выход.

Девушка отпрянула, напряглась:

– Вы будете спасать?

– Буду. Это мой долг.

– А мой долг его умертвить!

Я резко качнулся вперд и цепко ухватил девушку за руку. Она попыталась вырвать,

но я уже завернул руку ей за спину. Свободной рукой девушка хотела ударить меня в

лицо, но я и е перехватил. Девушка отчаянно задргалась, дважды больно врезала

каблуками мне по ногам.

Я приподнял е руки к лопаткам:

– Не вынуждайте меня делать вам больно. Успокойтесь.

Девушка вскрикнула, затем застонала и обмякла. Я притянул е к себе, заглянул в

лицо: иссине-бледное, в крупных бисеринках пота, глаза потемнели от боли.

– Вам плохо? Вы больны?

Девушка выдавила сквозь зубы нечто невразумительное. Глаза закрылись, и она

стала оседать.