Шрифт:
— Ну, смотрите на эту плиту, — нарочито спокойно сказал Тима. — Вернее, на вазу и на книгу.
Три пары глаз устремились на плиту.
Смотрели долго, почему-то стараясь не моргать. Потом надоело смотреть. На плите ничего не происходило. Ваза с цветами оставалась такой же, как была, книга тоже.
— Ну, — прервал молчание Виктор, — не знаю, как вы, а я ничего не замечаю!
— И я!
— И я! — отозвались по очереди Катя и Ван.
— Не так скоро, — усмехнулся Тима. — Подождите.
— Ждем, — согласился Виктор.
Он хотел было сделать ироническое замечание насчет барона Мюнхаузена, но воздержался.
Так прошло минут тридцать — сорок.
Наконец ваза с цветами и книга стали понемногу уменьшаться. Катя даже протерла глаза: уж не кажется ли ей это, не обман ли это зрения. Но, когда предметы уменьшились в десять раз, тут уж не оставалось сомнений.
Тима подскочил к пульту управления и выключил аппарат.
— Пожалуйста, — сказал он с напускным равнодушием, — можете взять в руки эти штучки.
Катя первая подошла к черной плите и осторожно, точно боясь обжечься, взяла двумя пальцами вазу, ставшую совсем крошечной.
— Не пролей воду! — засмеялся Тима. Виктор поднял книгу и, перелистывая страницы, пытался прочитать, что на них написано.
— Пожалуй, не прочтешь без микроскопа… — пробормотал он. Весь вид его говорил о крайнем изумлении, которое он и не пытался скрыть. — Ну, а теперь попробуй обратным ходом! — попросил он.
— Обратным ходом, говоришь? — отозвался Тима. — Пожалуйста. Ставьте вещички на место, на изоляционную плиту — так она называется, к вашему сведению.
Тима снова проделал какие-то манипуляции с кнопками и рычагами на пульте управления. И снова ожили механизмы, вспыхнули лампочки и загудел трансформатор. Постепенно предметы на плите приняли свои обычные размеры.
— Так произойдет и с нами? — спросил Ван.
— Произошло бы… — поправил его Тима, ставя за место вазу и задвигая ящик стола, откуда вынута была книга. — Ну что ж, пошли, ребята!
— Куда? — в один голос отозвались трое.
— Домой, куда же еще? Или в горы, как сказали маме.
— Н-нет… — неуверенно начал Виктор. — Я думаю, нам следует остаться. Как ты, Катя? Что скажет Ван?
— Ребята! — вдруг снова возбужденно заговорила Катя и стала бегать из угла в угол лаборатории. Когда она волновалась, она всегда начинала быстро двигаться. — Мальчики, да ведь это же чудесно! И совсем, совсем не страшно! Вначале меня ужас взял, правда… Не смейся, Тима, тебе хорошо — ты тут не первый раз. А я так просто умирала от страха! Да еще эти собаки… и вообще. А теперь… теперь нисколечко! Нет, правда, ребята!
— А я, ребята, не то чтобы испугался. Нет. Я просто подумал — ведь все же я старше вас. Я подумал, стоит ни рисковать? — оправдывался Виктор.
— Ну да, брось притворяться! Струсил — так и скажи! — засмеялся Тима и дружески, не сильно двинул его кулаком в бок.
Тот недовольно поморщился, но промолчал. Конечно, он струсил. Только ему не хотелось в этом признаваться даже перед самим собой. Вот он и подыскивал всякие объяснения, но они были очень неубедительны. Никто ему не поверил, даже Катя.
Но эксперимент, проделанный с цветами и книгой, всех успокоил. И теперь даже странно было бы отказаться от интереснейшего и, в сущности, вполне безобидного приключения. Ведь, может быть, никогда в жизни не представится такой замечательный, необыкновенный случай.
Виктор увидел на стене большой рисунок, изображающий дерево с почвой и корневой системой в разрезе.
— Это и есть тот самый клен, что растет за окном? — полюбопытствовал он.
— Тот самый, — подтвердил Тима. — Клен туркестанский.
Ребята столпились возле рисунка.
— «Дендрония», — прочла Катя надпись в верхнем левом углу. — Что это значит?
— От греческого dendron, — пояснил Ван. — Под словом «дендрония» подразумевается особая область, где живет дерево, страна со своими законами, условиями и так далее…
— Профессор, — иронически заметил Виктор.
— Завидуешь? — не глядя на него, отпарировал Тима.
— Преклоняюсь!
— Ребята, чур, не ссориться, успеете потом. Ну, говори, Ван.
— Я все сказал. Теперь пусть Тима покажет нам, как мы пойдем.