– Вот оно как… – протянул домовой удивленно, – стало быть, считаешь, что не ошибся? Ну что же, посмотрим, посмотрим…

Пес не мог его видеть, зато безошибочно определял по запаху. Микула тоже бросил косой взгляд на своего сторожа, но ничего не сказал.

Нафаня прошмыгнул прямо между ног хозяина, занимая место на печке, откуда лучше всего видно всю горницу. Микула провел гостя в дом и указал на лавку за столом.

– Садись, что ли.

– Благодарствую.

Хозяин дома сам садиться не стал, он прошелся вдоль стола, задумчиво глянул в окно и только потом решил продолжить разговор:

– А вот, кстати, и про давешних проповедников. Я им простой вопрос задал, а они кричать на меня стали. Вот они утверждали, что всякая власть от бога. Очень удобно для князей да бояр. Мы – от бога, повинуйся. Вот и Святогор то же самое талдычит. А мне простой народ милее. Я и князю в лоб дам, если он пахаря обидит или ткачиху. Так вот я и считаю, что учение это ваше – вредное.

– Всякая власть от бога.

– Вот и ты туда же… – Микула тяжело вздохнул, теряя интерес к гостю, но тот сумел удивить:

– Совсем не туда же. Даже читая одни и те же слова, люди воспринимают их по-разному: одни так, другие этак. Хотя мы с закатными проповедниками читаем одни и те же книги, понимаем мы их различно. Вот взять хотя бы это изречение про власть. Представь, что власти нет, совсем. Хорошо ли это?

– Скажешь тоже – совсем, – немного растерялся Микула, – так не бывает.

– Бывает, только недолго. Любое сообщество без власти всегда проиграет обществу, где власть есть.

– И к чему ты клонишь?

– Там, где нет власти, процветает безнаказанность. Любой грабитель и убийца чувствует себя безнаказанно. И тогда появляется власть. Кто-то говорит людям – нельзя убивать и грабить, потому что я накажу.

– А что же ваше учение?

– Учение наше – власти в помощь и людям в защиту. Если человек не убьет соседа, потому что боится наказания князя, – это хорошо. Но если он не убьет, поскольку верит, что это грех, что совершать убийство нельзя, – это намного лучше. Князь и стража могут и не увидеть преступления, а вот внутренний страж видит все.

– Вот только ты забыл, что князь начинает себя считать выше остальных.

– Он и есть выше остальных, и в этом его ноша. Он, сильный, должен защищать слабых. Оттого мы и учим людей смирению: нельзя возноситься над другими людьми в сердце своем.

– А в теле можно, что ли?

– Иначе никак, – вздохнул посетитель, – право судить и вершить наказание должно быть не только в твоих глазах, но и в глазах народа непреложно. Если ты, князь, равен всем нам, почему ты судишь нас? Не может быть тот, кто вершит закон и суд, равен остальным.

– А если князь вершит неправый суд? Как тогда управу на него найти?

– Управа на князя есть, и это царь. Высшая власть – ибо выше царя только сам бог и есть. У нас даже таинство такое предусмотрено, когда царя благословляют на царство. И все остальные равны в своем неравенстве перед ним.

– Ты за словами не прячься; а если царь вершит суд неправый? Если царь настолько плох, что чаша терпения народного переполнится?

– У нашей веры нет ответа на этот вопрос, мы о душах людских заботимся, мирская власть – не наше дело.

– Но учите же…

– Учим, потому что иначе будет еще хуже. Даже самый плохой царь лучше, чем вообще никакого.

– Ха.

– Разве было хоть раз, чтобы плохой царь настолько сильно довел людей, чтобы взбунтовалось большинство? Обычно дурных царей убивают или отстраняют князья-бояре. Но это не наше учение, мы мирских дел не касаемся.

– Ты хочешь сказать, что Святогор прав, а я нет? Мы с ним давно спорим, твои прадеды не родились еще, когда мы начали.

– Святогор прав, и ты, Микула, тоже прав, потому как вы два главных богатыря земли Русской, два защитника земли нашей и народа ее.

– А вот не получается у нас у обоих быть правыми. Вот, например, случай был…

– Я не могу дать ответ на все вопросы – я ведь не бог. Но если хочешь услышать правду-истину, то она в том, чтобы вы со Святогором двигались друг другу навстречу, а не тянули в разные стороны. Как и власть с народом. И наша в том задача состоит, чтобы помогать вам идти навстречу, сближаться. Ведь не понимая, может быть, всего, но сердцем же ты, Микула, чувствуешь, что есть за Святогором какая-то правда. И он, поверь мне, чувствует то же самое.