Шрифт:
– Вам удалось застать нас в момент семейного спора, Джеймс, - заметил Тассел.
Похоже, завтрак начал тяготить уже все заинтересованные стороны.
– Генри!
– Да, дорогая кузина?
Баронесса отложила вилку и нож. Граф Тассел поднял брови, улыбка его кривоватой. Коренастый лорд Флэшер изучал свои ногти.
Лота нарочито сдержанно промокнула губы вышитым полотенцем и отложила его в сторону.
– А теперь… Прошу меня извинить, господа.
Лота поднялась. Шелест зеленого платья. Кегнит и Бергман поспешно встали и поклонились. Прочие гости остались сидеть, как ни в чем не бывало.
Кегнит проводил баронессу взглядом. Хороша, нет слов. Даже он, суровый профессионал, иногда чувствовал, что подпадает под власть ледяного очарования баронессы Хантер. Жены, между прочим, опаснейшего человека в герцогстве Наол!
Кегнит вздохнул. В воздухе остался легкий, едва заметный, почти забитый ванилью аромат лаванды с нотками мускуса.
Что там капрал говорил про пантеру, выпускаемую на ночь в сад? Баронессе надо меньше возиться с животным. А вообще ручная пантера - это в духе хозяйки. И тем более, в духе ее мужа. Интересно, где ее держат? В подвале?
Возможно, там же, где держат нелегального вампира. Кегнит даже взмок. Интересный у баронессы Хантер зверинец. Вот бы… посмотреть.
– Ммм…
Неловкую тишину нарушило невнятное мычание лорда Феррина, который многозначительно наклонил голову, косясь на дверь.
Непрошеных гостей просили освободить помещение.
– Да-да, - сказал Кегнит и перевел взгляд на Бергмана.
– Сержант, что вы думаете об итогах нашего визита?
– неожиданно спросил он так, словно они уже вышли и остались вдвоем, разбирая результаты своей разведки… завтраком.
Бергман недоумевающее мигнул раз, другой, но затем все понял и игру поддержал.
– Вас интересует мое искреннее мнение, мессир?
Крепыш и долговязый обменялись взглядами. Тассел поднял голову.
– Безусловно.
– Мы впустую потратили время. Вынужден признать, что силовой вариант сержанта Рико при всей своей неоднозначности дал бы лучшие результаты. Полномочиями мы обладаем.
– Простите, господа, - начал было Феррин, но Генри Тассел вдруг сделал ему знак замолчать и, к удивлению Кегнита, тот подчинился.
А казалось, что самое весомое слово тут за долговязым занудой.
– Не упрощайте ситуацию, сержант, - требовательно заявил он, продолжая игнорировать недоуменно переглядывающихся гостей баронессы.
– Что конкретно вы заметили?
– Заметил?
– Бергман повел головой.
– Ваши профессиональные выводы. Что вы увидели, что заметили и к каким выводам пришли?
Бергман решительно отодвинул тарелку в сторону.
– Эти люди не гости, лейтенант. Они родня. Они знают и понимают друг друга с полунамеков, меж ними установлена негласная иерархия, они объединены некой целью и ведут себя в соответствии с распределенными ролями…
Кегнит подобрался, хотя ничем этого не выдал, ковыряя ножом и вилкой кусок мяса, пересыпанного хрусталиками крупной соли.
– Продолжайте, сержант, это интересно.
– Голова, - кивок в сторону Феррина.
– Мышцы, - кивок в сторону лорда Флэшера.
– Отвлекающий фактор…
– Говорите уж прямо - шут!
– граф Генри Тассел рассмеялся в ответ на кивок по своему адресу.
За столом, похоже, только он оставался в хорошем расположении духа, все остальные превратились в комки нервов. Нервов и - недоброжелательства.
– И если они родня баронессы, то… - оторвавшись от тарелки, многозначительно поднял столовый нож Кегнит, самому себе напоминая наставника, экзаменующий старательного студиозуса.
Никто за столом - кроме Генри - похоже, и не понял, что он пародирует актерские выходки Тассела. Особенно Бергман; нахмурив чело, беловолосый решал в уме заданную задачку. Затем складки на его лбу разгладились.
– То их кровь тоже - порченная.
Он сказал “порченная”, отметил Джеймс Кегнит. Не “Древняя”, как заявил бы любой, кто хоть немного прожил в Уре, а “порченная”. Как тот же капрал снаружи.
Как человек, рожденный и воспитанный за пределами Блистательного и Проклятого.
За столом стало так тихо, что слышался только негромкий стук, с каким столовый нож Кегнита опустился в тарелку и принялся, прорезая мясо, тыкаться в ее дно.
– Древняя, сержант. Кровь, унаследованная от Лилит. Которая имеет свойство дымиться на свету. И вонять серой!
Последние слова он не произнес, а выкрикнул одновременно с внезапным движением - неуловимо быстрым и плавным, словно бы много раз отрепетированным. Ррраз! И трезубая серебряная вилка засела в столешницу, пройдя через кисть графа Тассела и намертво пригвоздив ее к столу. Прямо через серую замшу перчатки.