— Как ты справляешься? — Тонвель взглянул на бывшего Главу, и тот тут же отвел взгляд. — Утешаешь себя мыслью о том, что если освободить Гак от Дигина, ее гибель будет не напрасной? — разгадал Сайруса Тонвель.

— Если отбросить причины, разве это так плохо?

— Нет, — покачал головой Тонвель, — но очень непросто. Каков твой план, помимо моего участия?

— Открыть записи исследовательского отдела. Привлечь на свою сторону магов Ордена Коллегии.

— Записи переданы кресанийцам, Сайрус. А те, что не были переданы, наверняка уничтожены Дигиным и его окружением. Он выдал им ровно столько, чтобы не указать на свою причастность.

— А Клайдон?

— Что Клайдон? С тех пор, как он был назначен в группу преследования, я больше ничего о нем не слышал.

— В группу преследования? Олянки? И он согласился?

— Она уничтожила его родной город, — развел руками Тонвель.

— Ты что-нибудь знаешь о группе?

— Думаешь, это их рук дело? Возможно, — Тонвель пожал плечами. — Я больше не при делах. Мой отдых затянулся на неопределенный срок. Но если так, ее обязаны были доставить в Кресанию.

— Живой или мертвой, — глухо проговорил Сайрус.

— Тебе есть где остановиться?

Сайрус лишь покачал головой.

— Тогда ты не будешь возражать… — Тонвель коснулся бывшего Главы, и легкая пелена иллюзии окутала его тело.

— Кара? — переспросил Сайрус, глядя на себя в зеркало. — Она тоже в городе.

— Лучше две Кары, чем один Сайрус, — возразил Тонвель, любуясь своей работой. Даже кружево на рукавах слегка топорщилось, как и положено.

— Разыщи наших людей в Ордене, — попросил Сайрус.

— Сложнее будет найти таковых в Совете, — отозвался Тонвель.

— А что, если… — И Сайрус изложил Тонвелю в двух словах свой безумный план, который напомнил магистру их отчаянные бои с кресанийцами.

— Главное — потом не заблудиться среди созданных мною иллюзий, — усмехнулся магистр, оживляясь и предвкушая.

Я уже сбилась со счета от количества учителей и учебных заведений, в которых побывала за последнее время. Мои занятия проходили в помещениях военной академии, но в индивидуальном порядке. В основном, во второй половине дня. С другими учащимися я не пересекалась. И комната в корпусе, где я жила, как оказалось, имела отдельный вход. Объяснение нашлось легко, когда я взглянула утром из окна на улицу: в Академии обучались исключительно мужчины. Я была единственной девушкой на их территории. Не сомневаюсь, что они ходили в столовую, меня же кормили на отдельной кухне, неподалеку от выделенной комнаты. Молчаливая служанка приносила еду и затем также безмолвно уносила посуду.

В моем распоряжении оказались магистры воздуха и земли, а также магистры по целой куче других предметов, которые являлись обязательными для академии. После тестирования по некоторым предметам, как, например, иномирной географии и биологии, их убрали из программы, посчитав знания достаточными.

Каждый шестой день септы я отправлялась к командующему и занималась с ним до ночи или полного истощения. Он держал дистанцию, как и остальные учителя, не позволяя ни фамильярностей, ни поблажек.

Каждое утро я просыпалась и смотрела… не на себя, нет, а в первую очередь — на свои деревья. И боялась, что они вырастут, раскинут кроны высоко в небе, а корнями прорастут до самого Гака, и я не сумею этого скрыть, и вновь стану либо подопытным материалом, либо мишенью. Но мое дерево, хоть и переливалось тремя цветами, не спешило расти, оставаясь в пределах тела. Это тоже было своего рода загадкой для меня — почему? Потому что Гор и Сайрус слишком далеко? Потому что они отрезаны от меня каким-то очередным хитрым кресанийским блокиратором?

Потому что отказались от меня, — шевельнулось в сердце, но я тут же отмела эту мысль: только не Гор. Я не сомневалась, что упрямец, даже находясь в бегах, не оставляет попыток изобрести способ вытащить меня из Кресании.

Учителя были толковыми, заняться больше было нечем — так что обучение двигалось неплохо. Тем более, как оказалось, меня не так уж и слабо натаскали по практической части воздуха и земли. Хотя в критических ситуациях я почему-то по-прежнему предпочитала землю. Может, по привычке. С огнем все было значительно сложнее: я то взрывалась, оставляя повреждения там, где мы занимались, то у меня вовсе ничего не выходило. Но Ругарин не нападал на меня из-за этого, а воспринимал спокойно, как нечто само собой разумеющееся.

А вот поговорить было совершенно не с кем. Не о высоких материях и магии, а о чем-то простом, человеческом. Я даже пыталась разговорить мою немую служанку, но она отказалась и от сладкого, и от беседы. Оставалось только наблюдать за чужой жизнью из окна, пока у меня было свободное время.

Прошел, наверное, вар с тех пор, как я оказалась в Кресании. Ругарин листал отчеты от моих учителей и рассматривал итоговые оценки.

— У тебя хорошие результаты, — наконец, оторвал он взгляд от бумаги, — но очень посредственные силы. С такими силами ты бы не устроила заваруху возле Дона, — он пристально посмотрел на меня. — Из чего я делаю вывод, что твои деревья не восстановились. С чем это связано?