— Надо же, какие чудеса, — покачала головой мама.

— Ты видела результат, — кивнула я на домик, где осталась обездвиженная белка. — А когда увидишь заклинание, онемеешь от красоты. Оно переливается на свету всеми оттенками фиолетового, — заключила с восторгом, но мама скептически покачала головой.

— Гош, не переборщи! Отдача скрутит! — крикнула я мужу, показавшемуся из-за дерева. Он отмахнулся, мол, помню, не отвлекай от процесса.

— Есть хочу, — ответил. — Готовьте обед.

И мы с мамой взялись за готовку. Развели огонь в костровище возле летника, выложили в котелок говяжью тушенку с гречневыми хлопьями из пакетика и залили водой из бурдюка. Вскоре по поляне поплыл аппетитный дух, от которого я чуть не подавилась слюной. Обед вышел вкусным и сытным, наверное, потому что оказался приправлен свежим воздухом с хвойным ароматом. Ложки работали дружно, выгребая содержимое котелка. Каша из концентрата вприкуску с огородной зеленью и хлебушком пошла на ура. Муж и слова не сказал на то, что ему пришлось есть деревянной ложкой. После обеда он сладко потянулся:

— Эх, хорошо.

Никто и не спорит. Просто замечательно.

— Ой, смотрите, — показала мама.

Из летника вывалилась жертва стихийной охоты. Посидела, повертела ошалело головой, осмысливая действительность, и пьяненькими шажками двинулась к ближайшей сосне.

— Эгей! — крикнул Егор, и спугнутая белка взлетела по стволу, но не удержалась и свалилась с шумом в заросли. Мышцы-то не до конца оттаяли. Мы смеялись до колик, а белка кривыми зигзагами драпанула в лес, заваливаясь то на один бок, то на другой.

После трапезы мы продолжили сбор малины, и Егор напомнил, чтобы я не усердствовала. Он опять отправился в обход территории, но с гораздо меньшей жаждой охоты. Когда муж удалился на достаточное расстояние, я решила, что подоспел благоприятный момент.

— Мам, Мурена тебе угрожал?

— Нет, — ответила она, напрягшись.

— Не отпирайся. Я же вижу. Он смотрит на тебя так, будто хочет слопать.

— Эвочка, тебе показалось. — Мама отвернулась к стеблю, усыпанному ягодами, пытаясь скрыть замешательство.

— Вовсе нет. Слушай, у тебя не болела голова после разговоров с ним? Мышцы не тянуло? Может, озноб или сухость в горле? Случались провалы в памяти? К примеру, пять минут назад ты говорила с Муреной у калитки, а опомнилась в доме, но хоть убей, не помнишь, как там оказалась. Было такое?

— Не было.

— Чего же он добивается? — размышляла я вслух. — Ну, а ты? Неужели не замечаешь?

— Эвочка, не бери в голову. Он кат. Ему положено смотреть на всех с подозрением.

— Нет, не на всех. Вдруг он надеется выведать секрет самородного золота? Надо припереть его к стенке. Пусть объяснится начистоту.

— Нет! — воскликнула мама. — Не нужно никуда его припирать.

— Почему? Меня напрягает, когда он сверлит тебя взглядом. Никого не сверлит, а к тебе привязался.

— Это пустяки, Эвочка. Не обращай внимания.

— Ничего себе пустяки. Меня, например, они нервируют. Вот поеду в Магнитную и скажу Клещу, что его подчиненный не дает житья моей маме.

— Эвочка, нет! Он не угрожал мне ни разу. И не выведывал. Просто у него взгляд… тяжелый, — сказала мама замученно. Видно, я допекла подозрениями и угрозами.

— Вот именно, тяжелый, — согласилась я и представила Мурену: как он коробки носит и на маму зыркает, а она кусает губы. — Постой! — осенило меня. — Так он смотрит на тебя… как мужчина?!

— Не хочу говорить об этом. — Мама переключилась на следующий стебель с малиной. — Это неправильно. Ты моя дочка, и… словом, это неправильно.

— Почему?

— Потому что я не могу обсуждать с тобой. Это стыдно.

— Значит, у вас что-то было?!

— Эва! Не было ничего и быть не может.

— Что-то я совсем запуталась. Почему стыдно-то?

— Нехорошо это. Да я кем я выгляжу в твоих глазах?

— Чего стыдиться, если ничего не случилось? — Я искренне не понимала причину маминого смущения. — И в моих глазах ты самая лучшая мама на свете: умная, добрая и красивая… Давай так: поделимся тем, за что нам стыдно. Ты — своим, а я — своим.

Мама с неохотой согласилась и то лишь потому что распереживалась, узнав, что у меня есть постыдная тайна.

На деле всё оказалось не так уж страшно, а целомудренно и неопределенно. Ну, посматривал Мурена на маму, как волк на овечку — всего-то делов. Если бы как волк! Как людоед смотрел. А настоящее его имя — Глеб, и он уже полгода служит на побережье, нанявшись по контракту.