• отсутствие поддержки привело к тому, что военные отказались от своих намерений.

Интересно, что официальная версия звучала так: снайперы Чавеса убили 13 человек и ранили более ста. Президент запросил убежише на Кубе, но ему не дали уйти (Guardian. – 2002. – April 13). Командующий Веласко произнес по телевидению красивые слова, которые наверняка могли бы попасть в учебники истории, если бы события шли по запланированному сценарию: «Мы просим у народа Венесуэлы прошения за сегодняшние события. Мистер президент, я был предан вам до конца, но сегодняшние смерти нельзя простить» (Guardian.
– 2002. – April 12).

До апреля шла шестимесячная кампания протестов, связанная со сменой менеджмента государственной нефтяной компании (Guardian. – 2002. – April 10). Чавес в апреле уволил ряд руководителей со словами: «Не будет ни переговоров, ни разговоров, мы уже достаточно наговорились» (Guardian. – 2002. – April 8). Эти движения важны, поскольку Венесуэла стоит на четвертом месте в мире по экспорту нефти.

Следует также не забыть об особой роли телевидения в этой ситуации, поскольку оно сообщило о якобы добровольной отставке, что было частью плана по смещению. Телевидение находилось в руках противников Чавеса.

В январе уже 2003 года в Венесуэлу прилетал бывший президент США Джимми Картер с предложением провести референдум, который при неблагоприятном голосовании привел бы к отставке Чавеса (Guardian. – 2003. – January 22).

О неудавшемся перевороте был создан фильм, который был показан не только в Венесуэле, но и в Великобритании, Ирландии и других европейских странах (Guardian. – 2003. – November 22). Соответственно, предлагаемая в фильме версия событий отличается от той, которая демонстрировалась телевидением в апреле 2002-го. В самом Каракасе было показано шестиминутное видео, снятое в июне и демонстрировавшее вмешательство ЦРУ во внутренние дела, что было опровергнуто посольством США (Guardian. – 2003.
– October 23).

Есть определенные объективные причины, стимулирующие такие активные действия. Эдвард Луттвак видит следующие возможные факторы ослабления системы современных государств, облегчающих проведение путча [11. – С. 63]:

• серьезный и продолжительный экономический кризис с большим объемом безработицы и высокой инфляцией;

• долгая и неуспешная война или серьезное поражение, военное или дипломатическое;

• хроническая нестабильность при многопартийной системе.

Аренд Лейпхарт оценивает два параметра с точки зрения их возможного влияния на продвижение к демократии [3]:

• уровень экономического развития;

• степень интенсивности противоречий между разными сегментами общества.

Во втором случае речь идет о возможности создания большой коалиции сегментов общества.

Югославия и Грузия строились на обратном – на невозможности сотрудничества. Временем для акцентуации этого был избран поствыборный период, результаты которого признавались недействительными. Решением была «приватизация» определенных нематериальных ресурсов одной политической силой, которая была представлена как самая активная оппозиция.

«Седой лис» Шеварднадзе был исходно плох, но для негрузинского общества об этом говорил скорее Игорь Гиоргадзе, которого как раз не допускают к выборам. Шеварднадзе обладал своим ресурсом внутреннего свойства. Ресурс оппозиции «подпитывался» извне, что также понятно, поскольку внутренние ресурсы были «приватизированы» исключительно президентом. Столкновение этих двух ресурсов привело к исчерпанности ресурса Шеварднадзе, поскольку активная часть населения оказалась не на его стороне. Михаил Саакашвили в интервью киевскому «Пятому каналу» (14 декабря 2003 года) подчеркнул, что Шеварднадзе не мог отдать приказ на применение силы, поскольку его уже никто не слушал. Он перечислил ряд моментов, отражающих невозможность управления с его стороны:

• охрана отказалась охранять;

• контрразведка отключила все телефоны и слушала мобильную связь;

• команда персонального вертолета не подчинялась;

• аэропорт был заблокирован;

• вокруг дворца стояла многотысячная толпа противников Шеварднадзе.

В интервью «Итогам» (9 декабря 2003 года) Михаил Саакашвили говорит о том, что первые выступления против начались осенью 2001 года, когда Шеварднадзе пытался закрыть телеканал «Рустави-2». Саакашвили также утверждает, что Шеварднадзе не только отдал приказ о выведении на улицы армейской техники и об аресте оппозиционных лидеров, но и о его физическом устранении.

Эдуард Шеварднадзе в своем интервью говорит о демократичности информационного пространства Грузии: «Теперь просто невозможно закрыть какой-то телеканал или газету: вы посмотрите, как меня все последние годы ругали в газетах, разве это не демократия?» («Итоги», 9 декабря 2003 года).

Саакашвили и сегодня ощущает определенную опасность от свергнутого президента, поскольку подчеркивает в интервью «Итогам», что хотел бы, чтобы Шеварднадзе уехал куда-нибудь читать лекции.

Несколько иную интерпретацию свержения демонстрирует Аджария. Аджарские женщины стояли перед парламентом, сторонники Саакашвили – перед канцелярией. Майя Бурчуладзе из Аджарии рассказывает: «Если бы мы туда не пришли, вряд ли все закончилось бы так мирно. Саакашвили набрал молодых парней из сел, понимаете? Он сказал, что это его сторонники. А это были его головорезы. Кто знает, что они сделали бы с Шеварднадзе, если бы не аджарцы. Нас было несколько тысяч, и мы сказали им, что не допустим кровопролития» («Власть», 8-14 декабря 2003 года).