— Господин Салмио, вы слышите меня? — спросил Лаукгалс.

— Да, слышу, — язык плохо подчинялся парню.

— Вот и замечательно. Сейчас я задам вам пару вопросов и вы на них ответите.

— Я готов. Спрашивайте.

Лаукгалс с торжеством оглянулся на товарищей и, чётко и раздельно выговаривая слова, вновь обратился к Артуру, в прострации полулежащему в кресле.

— Что вы можете сказать о человеке, которому ваш дядя передал в своё время научное открытие, известное нам как «формула творения»?

Поэт и философ из последних сил старался сохранить контроль над собой, однако сознание и воля постепенно ускользали от него. Салмио ощущал бессилие, мысли путались, в какую-то минуту ему показалось, что он находится в Финляндии, в Хельсинки и смотрит в холодное январское небо, где сияли две сдавшиеся воедино трапеции, образующие созвездие Ориона.

Будто из глубины собственного подсознания, раздался голос, несомненно, знакомый Артуру и принадлежащий некоему, как он сознавал, очень плохому человеку, врагу, имя и фамилию которого парень вспомнил не без труда: Айвар Лаукгалс.

Интуитивно он чувствовал, что говорить ни в коем случае нельзя, но голос сверлил его мозг, звоном отдавался в ушах и, перекатываясь, как эхо над водопадом, настойчиво требовал ответа.

Артур замотал головой, перед глазами расползлись небывалые огненно-оранжевые круги, и сквозь них он внезапно увидел прекрасное женское лицо, которое, наверное, забыл бы последним из всех виденных им в жизни лиц. Правда, оно выражало, как померещилось Салмио, страдание и ужас, но он сразу ощутил уверенность: опасаться нечего, она здесь!

Вдруг мелодичное женское меццо-сопрано разорвало натянутую, как струна, тишину.

— Артур… его зовут Огюст, ты же говорил… Огюст, ты помнишь?

— Какая разница? — Артур беспечно улыбался. — Дорогая, нам это безразлично. Я же ничего больше не знаю. А они не верят! — добавил он, пьяно рассмеявшись.

Заплетающимся языком поэт-философ стал доказывать: молодой учёный знает лишь имя этого человека, его действительно зовут Огюст. И больше ничего. Всё остальное для него самого — тайна. Потом он доверительно говорил что-то ещё, почти не отдавая себе отчёта в том, что произносил. Затем оранжевые круги померкли и реальность перестала существовать для Артура.

Когда он очнулся, то первое увиденное им было спиной грузного человека в чёрном костюме. Незнакомец о чём-то оживлённо переговаривался с Лаукгалсом, и тот отвечал почтительно, без своего обычного апломба. Голова болела, ныла рука, соединённая наручниками со стеной дома. Где же Милана? Сквозь туман в глазах Артур тщетно осматривал комнату, в которой, кроме латыша и его собеседника, никого не было видно.

Салмио прислушался: у человека в чёрном костюме было что-то удивительно знакомое в жестикуляции, в манере говорить. Смутное воспоминание ещё со студенческих времён пронеслось в голове парня. Незнакомый мужчина обернулся.

— Ну, здравствуй, дорогой. Вот мы и встретились.

Смотря пристальным и внимательным взглядом, перед молодым человеком, улыбаясь золотом зубных коронок, стоял крупный предприниматель, владелец мощного нефтегазового холдинга и десятка других компаний, питомец Бауманского института, физик Вильям Антонович Гармов.

Если бы вместо него оказался гуманоид с другой звёздной системы, и то бы, наверное, Артур удивился меньше. Борясь с тошнотой, вызванной инъекцией кетамина, он никак не мог понять, каким образом здесь мог появиться маститый учёный — друг его покойного дяди. Быть может, ему удалось через свои связи в МВД добиться поимки преступников? Или же он сам захвачен бандитами?

— Вильям, это вы… здесь? — от очередного приступа головокружения пол под пленником вновь вздыбился, грозя отбросить его к противоположной стене.

— Сюрприз! Конечно, здесь, а где ты полагаешь, я должен находиться? — насмешливо прищурясь, спросил Вильям.

«Безусловно, это действие наркотика; я брежу. Необходимо прийти в себя!» — подумал Артур. Между тем Вильям понимающе переглянулся с Лаукгалсом, после чего латыш сказал:

— Видите ли, Салмио, жизнь норой дарит нам радость неожиданных встреч. Приятно же увидеть старого друга, не правда ли?

Кетамин всё ещё мешал сосредоточиться, но, освобождаясь от действия отравы, Салмио постепенно обретал способность мыслить и рассуждать. Всё становилось ясно, но от этого не менее омерзительно. Вильям, друг Александра Покрова, олигарх и учёный-физик — предатель. Более того, он, скорее всего, и есть тот самый тайный руководитель «Инсайда», о существовании которого и подозревал Велимир. Почтительность к Вильяму со стороны Лаукгалса, в целом не характерная для латышского бандита по отношению к людям, получала логичное объяснение. «Не успел ли я рассказать им что-нибудь о Велимире, не выдал ли его каким-нибудь образом?» — размышлял Артур.