— Где девушка? — резко, насколько позволяла его слабость, спросил он.

— Она наверху. Слегка утомилась после беседы, — криво усмехаясь, ответил Лаукгалс.

«Слава богу, она жива! — подумал Салмио. — Нужно выведать у негодяев, что им известно. Вероятно, Милана тоже была под действием кетамина. Сделав нам обоим очную ставку и введя „сыворотку правды“, они надеялись получить ответ!»

— Скажите-ка, Вильям, почему вы сами напрямую не спросили меня о секрете формулы?

— Неужели ты считаешь себя таким доверчивым, Артур? — засмеялся предатель-олигарх. — Ты бы ничего мне не рассказал!

— Я, признаться, думал, что вы и так, возможно, в курсе. Ведь дядя доверял вам.

Артур был уверен, что они ничего не знают, ведь он и сам находился в неведении. Но страшная правда совершенно неожиданно оказалась иной.

— Не стоит притворяться. Ты нам уже всё рассказал. Я преклоняюсь перед твоей откровенностью. Мы в курсе Огюста Венсана и знаем, где живёт сей заслуженный деятель швейцарской и мировой науки. Благодаря тебе. И твоей подруге, без сомнения, тоже! — Вильям излучал злорадное спокойствие.

Салмио побледнел. Этого не могло быть! Случившееся было так же немыслимо, как если бы египетская мумия тысячелетней давности вдруг обрела способность устно поведать о тайнах строительства пирамиды Хеопса.

— Вы лжёте! — гневно крикнул Артур.

— Неужели? — с гадливой издёвкой обронил Вильям. — Мы сразу с места, по горячим следам, навели справки: Огюст Венсан реально существует, бывал в Советском Союзе и виделся с Александром Покровом. Я не лгу, а вернее, не лжёшь ты.

Смутное и мрачное воспоминание, словно червь, начало въедаться в воспалённое сознание измученного пыткой молодого человека. Он видел длинный серый коридор, одинаковые коричневые двери с табличками номеров; вот его ведут в полутёмный кабинет, где на фоне окна заметны контуры фигуры высокого человека. Незнакомец оборачивается. Взгляду Артура предстают жестко очерченные скулы и немигающие черные глаза. Мужчина поднимает руку, но… всё обрывается. Артур в отчаянии схватился за виски. Он никак не мог вспомнить!

Вильям Гармов наблюдал за ним. Он задумчиво сказал:

— Я, подозреваю, Артур, что ты не врал нам по поводу своего незнания. Ты был убежден в том, что ничего не знаешь, кроме имени швейцарца, но ты находился в плену иллюзий. Видишь ли, кетамин в сочетании с нейролептиками, например дроперидолом, вероятно, может зондировать глубокие слои подсознания, залезать в подкорку. Бесспорно, ты в прошлом знал об Огюсте Венсане, так что теперь препарат оживил позабытые по какой-то причине сведения. Впрочем, это сугубо твои личные проблемы. Функцию, необходимую нам, ты выполнил.

— Мавр сделал своё дело, не так ли? — в тоне Артура сквозило глубочайшее презрение, которое он не мог да и не хотел скрывать.

— Не волнуйся, дружок, мы тебя не тронем. Пока, — с фальшивой искренностью и задором ответил физик-предатель. Однако вскоре улыбка сползла с его лица, будто испорченный грим, и он тускло заговорил снова:

— Парадоксы, Артур, парадоксы. Вот ты, племянничек своего орденоносного дяди-физика, сидишь здесь и, как на духу, делишься информацией о формуле творения с людьми, которых ненавидишь. Ты, во всяком случае, в твоём понимании, предан человеком, которому ты верил, то есть мною. Вдобавок ты по уши влюблён в женщину, подосланную твоими же врагами. — Видя, что Артур хочет что-то сказать, Гармов раздражённо махнул рукой.

— Знаю, знаю. Эта дура из Стокгольма уже призналась нам в своей любви к твоей ничтожной персоне. Противно было слушать. Мы уже давно знали об её увлечении, для чего и устроили увертюру с похищением. — Вильям цинично засмеялся и продолжил: — Я весьма давно мечтал приобщиться к работам моего дорогого однокурсника, и этот момент настаёт. Сашка Покров всегда шёл впереди меня, хотя и разыгрывал эдакого скромника. А кем он, в сущности, был? Рабом на службе нелюбимых им господ, выскочкой, идеалистом!

— Моцарт и Сальери. Знакомая история, господин Гармов. Как скучно, я думал, вы будете оригинальнее! — зло съязвил Артур, но преступник от науки сделал вид, что не расслышал. Его голос глухо раздавался в сыром и полутёмном подвале.

— Айвара осенила блестящая идея: посадить тебя и госпожу Палмберг, влюблённых голубков, нос к носу и накачать психотропными препаратами. Мы воочию видели, как любовь и кетамин породили честность. Я недоумеваю: на что ты рассчитывал? Или ты надеялся на своего югославского активиста? — Вильям Гармов, заметив страх, мелькнувший на лице у Артура, с торжеством поднял палец. — Айвар наблюдал за ним с самого начала, все ваши разговоры прослушивались. Теперь же Шерлок из Белграда избавлен от своего бренного тела, а его светлая душа парит где-нибудь в бескрайних просторах вселенной. Что поделаешь, не я придумал печально известную максиму: homo homini lupus est. [28]

Пораженный человеческой подлостью, слушал Артур признания Вильяма Гармова. Среди всего прочего его, как молния, сразили слова этого перевертыша о Велимире: догадка о гибели югослава подтверждалась. Стараясь удержаться от желания броситься на Вильяма, пленник процедил сквозь зубы:

— Вы променяли науку на подлость и преступления. Сделали этику ристалищем для грязного захвата власти. И поправьте меня, если ошибаюсь, но мне кажется, что я имею честь видеть перед собой крёстного отца «Инсайда»?