В кабинет директора ФСБ заглянул помощник и коротко доложил, как о чём-то давно ожидаемом и решенном:

— Гольдман выразил готовность поговорить. Напрямую.

— Хорошо. Соединяйте немедленно.

— Линия будет очищена через полчаса, хотим избежать прослушки, — ответил помощник.

— Спасибо. Можете не объяснять.

Помощник вышел, и Леонид Борский стал напоследок продумывать всё, что необходимо было обсудить с главой Интерпола. Не существовало единства во мнениях между Президентом, Государственной думой и силовыми ведомствами. Ряд ключевых фигур в Генштабе занимал откровенно антиамериканскую позицию. Они влияли и на депутатов Думы, особенно на коммунистическую фракцию. Армия и флот были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Европа, напуганная «российской нестабильностью», клокотала выплесками паникёрских газетных статей, стращавших обывателя пробудившимся «русским медведем». Администрация Белого дома в Вашингтоне призвала мир к новой войне с терроризмом, вступившем в новую стадию после 11 сентября 2001 года. Но в России мало верили обещаниям американцев. Антиамериканские настроения достигли апогея. Массовые демонстрации, несанкционированные митинги измучили Москву, едва справляющуюся с последствиями действия электромагнитного оружия. На несколько минут был обесточен даже аппарат кремлёвской администрации, в чьих недрах тоже высказывались предположения о ХААРПе. Китай, предвидя обострение отношений между США и Россией, под шумок готовился к расширению своего влияния в странах Большого Китая и Юго-Восточной Азии, направив соответствующую ноту Тайваню. Министерство иностранных дел России было вынуждено хранить загадочное молчание, в силу полнейшей непредсказуемости дальнейших событий. Президент колебался, и директор ФСБ не знал, чью позицию он должен озвучить. Ведь, прежде всего, именно он по долгу службы должен был действовать в критический момент. Для кого поступала секретная информация? Какие структуры, если не ФСБ и ГРУ, собирая разведданные, обладали прерогативой в решении подобных вопросов? Вот и сейчас Леонид Борский был уполномочен Президентом вести важные переговоры по линии спецслужб. Однако противоречивость ситуации, бездна ответственности, свалившаяся нежданно-негаданно на шефа ФСБ, угнетали его. Слишком уж нестандартная складывалась ситуация. Мысли никак не шли в его голову. Мужчине казалось, что он видит дурной сон. Сидя в прострации за длинным столом в своём кабинете у Лубянской площади, он старался сконцентрироваться на самом главном. Прошло полчаса. Увидев пятно на стене и невпопад подумав о том, что оно не единственное, и необходимо вызвать бригаду маляров, Борский неожиданно вздрогнул. Назойливо, словно огромный басовитый комар, звонил телефон. «Да, нервы… Так нельзя», — укорил себя Борский, взяв трубку. Нисколько не ослабленный расстоянием, зазвучал голос Джеймса Гольдмана, говорившего на английском, разбавленном французской фонетикой:

— Добрый день, господин Борский.

— Рад вас слышать, Джеймс. Обращайтесь, пожалуйста, ко мне по имени. Мы европейцы, да ещё и спаянные узами совместной борьбы с всеобщим злом.

— Конечно, Леонид, — улыбнулся Гольдман. — Мы в одной лодке. Первый мой вопрос, если позволите, касается достоверности информации об «Инсайде». Вы действительно уверены в том, что на мировую арену вышла неуловимая и необычайно технологичная террористическая организация?

— Я практически уверен в этом. Впрочем, моё руководство требует большей доказательности. Согласитесь — прежде чем стрелять из пушки по воробьям или из дробовика по слонам, важно определить характер цели и выбрать правильное оружие.

Сказав это, Леонид Борский лишний раз поздравил себя с тем, что может выражать на английском довольно сложные мысли. Да, он с некоторых пор готовил себя к политической карьере и не забывал, что язык Диккенса и Хаксли давно стал средством международного общения.

— Безусловно, — ответил Гольдман. — Единственное, что меня беспокоит в данном контексте — это время. Оно определённо заканчивается. Так же, как и кредит доверия международных институтов. Все требуют конкретных действий, а не глубокомысленных рассуждений. Мы обязаны обуздать ту силу, которая выпрыгнула, словно чёрт из табакерки на мировую арену, чем бы она ни являлась, — в голосе Гольдмана почувствовалось нетерпение.

— Согласен, Джеймс. Нужно захлопнуть этот ящик Пандоры. Вся проблема во взаимном недоверии между великими державами. Видимо, дают о себе знать корни холодной войны.

Постсоветская эпоха только подтвердила главный тезис геополитики: режимы приходят и уходят, но остаются незыблемыми геополитические интересы. Россия уже не Романовская империя и не часть Советского Союза, но с точки зрения Запада, по-прежнему стоит поперёк его геополитических устремлений. Запад не считает Россию полностью демократической страной и старается ограничить её во внешней политике. Иными словами, стратегия сдерживания России со стороны Запада, считающего себя оплотом демократии и правопорядка, продолжается. США развёртывают в Европе систему противоракетной обороны, Россия вынужденно ответила дислокацией зенитного комплекса «Искандер» в Калининградской области. Налицо новая гонка вооружений!

— Не кажется ли вам, Леонид, что рассуждая таким образом, мы будем играть на руку террористам? Лить воду на их мельницу? По-моему, основная задача «Инсайда» — раздуть противоречия между Западом и Востоком, довести их до состояния войны, а затем на обломках старого разрушенного мира построить свой собственный по принципам какой-нибудь ливийской Джамахирии. [36] Своеобразная смесь неофициальной диктатуры, разнокалиберных политических организаций, будто бы осуществляющих демократический процесс, и религиозного, а может быть, и атеистического фундаментализма.

— Верно, Джеймс, у меня нет возражений. Однако очень трудно убедить правительства соперничающих держав, что сейчас дело не в их кознях по отношению друг к другу, а в наличии социального вируса террористической войны, направленного на наше взаимоуничтожение. Нам необходимо доказать всему миру, что противоречия между Западом и Востоком не столь уж и глубоки, просто их усиленно пытаются раздуть такие силы, как «Инсайд», с которым мы и должны совместно бороться.

— Конечно. Я рад, что между нами царит взаимопонимание, но должен предупредить вас об одном крайне важном обстоятельстве. Несколько минут назад Интерпол получил новые данные. «Инсайд» готовит крупную акцию в районе Западной Швейцарии. Мы направим все наши оперативные возможности на выяснение характера задуманной террористами новой авантюры, а потом сообщим вам. Кстати, американцы усиленно ищут высокопоставленного предателя из АНБ, который создал канал для мощной хакерской DOS-атаки на российские сайты, принадлежащие силовым структурам. Чрезвычайно важно убедительными аргументами доказать российскому правительству, что хакерская атака не была спланирована американским руководством и не является операцией. АНБ, так же, как и то, что использование электромагнитного оружия в Москве, Петербурге и Петрозаводске не имеет ни малейшего отношения к ХААРПу или к чему-то подобному. Надеюсь, вы сами, Леонид, не верите в это?

— Нет, не верю. Но ведь электромагнитное оружие, применённое в российских городах, не имеет мировых аналогов. В России нет такого оружия. Единственная страна в мире, у которой оно может быть — это США, — ответил Борский.

— Здесь скрывается какая-то тайна, Леонид. Мы вместе с вами и с американцами должны её выяснить. Приложим же все силы именно для этого. Постарайтесь убедить российское руководство в непричастности Америки к тому, что случилось в России. От нас, деятелей спецслужб, порой зависит очень многое. Американцы сейчас проводят консультации с правительством Китая, также подозревающим Вашингтон в агрессивных действиях против Москвы. Китай планирует крупные военные учения. Япония и Южная Корея полны готовности ответить тем же. Иран и Северная Корея активизируют военные программы. Палестина стоит на грани новой арабо-израильской войны. Всё серьёзнее некуда. Наша цель — не допустить международного конфликта. Удачи вам, Леонид. Конец света не должен состояться!

— Мы этого не допустим, Джеймс. Да поможет нам Бог! — неожиданно сорвалось у Борского привычное для американских политиков заключительное напутствие.

— Да поможет нам Бог, — спокойно и уверенно ответил Гольдман.

Француз, похоже, и сам был рад откровенному разговору, а Артур обрадовался, что беседа с Венсаном начинает приобретать более очерченный вид. Вздохнув свободнее, он спросил:

— Мсье Венсан, мы уполномочены Интерполом и ФСБ России выяснить у вас всю правду об открытиях Александра Покрова. Такова наша причудливая миссия. Но я, спрашивая вас об этом, говорю, прежде всего, как его племянник, человек, которому очень важно узнать, что за тайна скрывается за именем моего дяди. Тайна, из-за которой пострадала моя память, из-за которой террористы почти полгода охотились за мной. Тайна, которая, насколько я понимаю, не давала покоя в жизни и вам.