могущества при разнице потенциалов. Роль ядерного сдерживания для

утверждения международного веса Франции была тем более велика, что

страна не могла равняться со сверхдержавами мощью ядерных арсеналов. С

точки зрения могущества, значение ядерного сдерживания, уравнивающего

мощь разных в экономическом и технологическом отношении государств, для Франции, как и для России, остаётся неизменным. Поэтому, несмотря на

снижение ценности ядерного фактора и в отсутствие явного противника, во

Франции многие укрепляются в убеждении о необходимости сохранения

ядерного потенциала, особенно в условиях торжества доктрины

«минимального ядерного сдерживания»79. Автор вынужден признать, вслед

за военными аналитиками, в частности, за П.-И. де Сен-Жерменом80, что во

Франции не появилось после 1989 г. ясной и связной стратегической

доктрины. Аналитики предпочитают общие рассуждения в условиях, когда

Франция не располагает обычным оружием точного наведения, подобным

77 Курсив мой – Е.О.

78 Ibidem. P. 357.

79 Ibidem, p. 366.

80 Saint-Germain P.-I. Demain, l’ombre portйe de l’arme nuclйaire P.-I.Saint-Germain / L’arme nuclйaire franзaise en question.
– Palaiseau, Cahiers du CREST. – 1996. P. 13.

52

тому, которое создаёт громадное превосходство США – первой державы

мира.

Выводы французских политологов конца ХХ века свидетельствуют об их

скептическом отношении к потенциальным возможностям Франции

восстановить внешнеполитическое могущество в изменившихся условиях, главным из которых является непререкаемая мощь США. Центральная идея

теоретиков времён биполярности, для которых идентичность Франции

составляет стремление к мировому влиянию, определяемому не столько

материальным потенциалом, сколько активностью и моральным весом, у

аналитиков конца ХХ века уступает место озабоченности

неконкурентоспособностью Франции на мировой арене в виду

непререкаемости американского могущества.

Что в этой ситуации остаётся Франции? Размышления политологов на эту

тему концентрируются вокруг уже упомянутой проблемы размывания

суверенитета и роли государств-наций в мировой политике.

3.Могущество в условиях глобализации: от национального могущества к

многосторонней дипломатии

Идея величия, а именно из неё исходила Франция со времён Людовика

Х1У, определяя своё место в мире, развивалась в логике парадигмы, ключевым понятием которой было государство-нация. Для нового поколения

французских аналитиков и политиков эта парадигма уже не является

безусловной и единственной. По их мнению, многосторонняя дипломатия в

условиях глобализации должна сменить межгосударственное соперничество, в котором главным был эгоистический государственный интерес. В новых

условиях иначе понимается и внешнеполитическое могущество. Эта

характеристика, адекватная определению места страны в мировом

сообществе, трансформировалась вместе с международным контекстом.

Б.Бади в соавторстве с М.-К.Смутс в работе с характерным названием, 53

которое можно перевести как П«еревёрнутый мир»81, дали

скорректированное новыми реалиями определение могущества. «В

настоящее время могущество определяется, как способность контролировать

правила игры в одной или нескольких ключевых областях всемирного

соревнования». Могущество сохраняет, таким образом, своё глобальное

измерение, являясь атрибутом, позволяющим его обладателю играть

мировую роль. Паскаль Бонифас, размышляя о международном ранге

Франции в 90-х годах82, добавляет к этому определению качество, выделенное американцем Джозефом Наем как “soft power”(«мягкое

могущество»), отличное от “hard power”, которое характеризуюет силовое

превосходство. Первое позволяет стране «строить ситуацию таким образом, чтобы другие страны делали выбор или определяли бы свои интересы в

соответствии с её собственным интересом /…/. Универсальный характер