Ширака в европеизм220 связана со стремлением сохранить мировую роль

Франции в новых геополитических условиях. Падение Берлинской стены и

в плане окончания холодной войны, и в плане кардинального увеличения

веса Германии в Европе и в мире сделала ЕС основной гарантией и опорой

сохранения мирового влияния Франции.

219 Накануне референдума 1992 г. Ширак высказался за Маастрихтский договор, хотя и с оговорками, а в

ноябре 1994 г. он высказался в пользу референдума по вопросу о переходе к единой валюте и вернулся к

своему предложению перед президентскими выборами 1995 г.

220 Речь идёт именно об “обращении”, т.е. об отказе от прежних убеждений автора “Призыва из Кошена”

(см.выше).

125

Другая причина связана с необратимостью успехов европейского

строительства, увенчанного Маастрихтским договором. Ни один президент

Пятой республики, пусть даже изначальный противник интеграции, не

имеет средств для противодействия ей. Л.Коэн-Танюжи подчёркивает: «Хотя внешняя политика Франции при Пятой республике и является

сферой особой компетенции главы государства, европейское

строительство одновременно слишком тесно связано с национальными

судьбами и – парадоксальным образом – слишком автономно в своей

динамике, чтобы быть предметом полной свободы действий президента»

221. Ж.-Ф.Грибински считает, что это связано с проблемой потери

суверенитета, что подразумевалось вступлением в ЕЭС со времени

подписания Римского договора 1957 г., даже если первоначально речь шла

об ограничениях его лишь в экономической сфере. «Совершенно очевидно, что основополагающие акты Европейского Сообщества имеют мало

общего с классическими договорами международного права: не оттого ли, что они учредили институты, которые способны устанавливать

юридические нормы, большая часть которых прямо или автоматически

применяется внутри юридических систем государств-участников ЕС.

Таким образом, Европейское Сообщество, по мере увеличения различных

европейских директив и регламентов, всё более предстаёт в качестве

принудительной структуры (structure contraignante). И ни один

правитель…не имеет возможности пренебречь этой реальностью»222.

Думается, этот «принудительный» характер ЕС не сводится к

юридическим и нормативным обязательствам. Вопрос лежит в

политической плоскости: страна стоит перед сознательным выбором

между самостоятельным курсом или неуступчивой позицией в сочетании

со стремлением активно влиять на результаты интеграции и

221 Cohen-Tanugi L. La politique europйenne de la France а l’heure des chois // PE . – 1995.
– N4.
– Р.857.

222 Gribinski J.-F. Jacques Chirac et l’Europe : une politique « rйaliste » // RI et S. – 1997. – NІ25.
– Р.70. Курсив

мой – Е.О.

126

солидарностью с общим курсом ЕС. Самостоятельность подчас чревата

серьёзными экономическими издержками (вспомнить хотя бы опыт

первого правительства левых сил 1981-83 гг.). Неуступчивость, которая

отличает в частности позицию Великобритании, также подчас приводит к

отрицательному экономическому результату. Поскольку Франция

превратилась в среднюю державу, не располагающую достаточными

средствами для проведения самостоятельного курса без риска

маргинализации, она может участвовать в решении важнейших

международных проблем ге(ополитических, стратегических,

экономических, экологических) главным образом на региональном уровне, а потому её интересы всё более связаны с ЕС. И эта связь всё более

согласуется с голлистскими амбициями. Ж.-П.Буланж заметил, что тот

факт, что Европа может являться при президенте-голлисте одной из

осевых линий французской политики, показывает, до какой степени

европейская интеграция стала «вариантом великого голлистского замысла, соответствующим концу века»223. Речь идёт о внутри и

внешнеполитических аспектах этого замысла. Действительно, если

вернуться к политическому контексту победы Ж.Ширака на выборах, то

становится очевидным, что перенесение социальных задач на европейский

уровень являлось достойным выходом из трудного положения. Ведь

стержневая идея его «большого европейского проекта» - преодоление