К тому же, доля истины в его словах есть. Не место женщинам на войне и в квестах. И если бы не дети... и если бы я могла остаться...

Сердце моё делает предательский скачок, и я слышу чуть заметное звяканье в груди: не иначе, как стукнулось оно в свеженький навешанный замочек, или, как его сэр Майкл называет - блок. А не стучись, не надо, бестолковое. Зря я, что ли, тебя осаживаю?

– Будет вам, - говорю примирительно.
– Не цапайтесь. Одно другому не мешает. Ты, воевода, на будущее имей в виду: со мной можно и по-простому, без подходцев. А за участие спасибо, я же понимаю, от души оно. Однако мне и в самом деле уходить пора, шумно здесь. Если нужно что - сказывай сразу.

– Ох, Ванесса-свет...
– Ипатий задумывается. Запускает пальцы в седую шевелюру. И вдруг решается.
– Бают люди, дар у тебя проклёвывается свой, для наших мест редкий, обережный. Правда то?

– Это не я, - быстро говорит Лора в ответ на мой укоризненный взгляд.
– Честное слово!

– Не она, - подтверждает воевода.
– Считай, сорока на хвосте принесла. А что ты хочешь, город небольшой, всё друг о друге знают...

Всё, как у нас. Даже сорока мне эта знакома - пышненькая, с русой косой ниже пояс. Так её никто и не просил молчать, а девушка она разговорчивая, или новому знакомцу проболталась, или отцу, а хорошие вести не стоят на месте.

– Пустое, Ипатий. Не бери в голову. Чего только в таком возрасте сороки не придумывают, но ты-то взрослый человек, сам понимать должен, что к чему.

– Понимаю, - тяжело говорит он.
– А вот скажи, краса моя, в будущее заглянуть не сможешь? Дело есть серьёзное, давно с ним хожу, уж второй десяток лет, а толку никакого. Никогда к ворожеям не совался, врут они, а вот, сказывают, Обережники никогда не ошибаются.

– Большой человек, а в сказки веришь, - не могу я сдержаться.
– Какая я тебе... Ипатий, думай, что хочешь, но только нет во мне никакого дара. Я самая обыкновенная, понимаешь? Люди поумнее меня - и то в толк не возьмут, почему я здесь оказалась. Накуролесил видно кто-то при поиске юнитов, случайно меня зацепил, а больше ничего не могу придумать.

– Эх, Ванесса, не знаешь ты здешней жизни. Хоть капля дара в тебе будет заложена - прорастёт непременно. Ну да ладно. Скажи просто: найду, чего ищу, али нет?

– Что на ум придёт, то и ответь, - вдруг быстро говорит Аркадий.
– Не задумывайся. Давай.

– Не знаю!
– говорю сердито.
– Что вы все из меня кого-то делаете! Кто богатырку, кто Обережницу... Обычная я, понимаешь? Чего вы от меня все хотите?

Васюта сзади обнимает меня за плечи. При его-то росте - и так бесшумно приблизиться? Но его появлении не пугает, а, напротив, успокаивает.

– Будет, Ипатий, - говорит веско.
– Зелень она ещё, разве с таких спрашивают? Спугнуть можешь. И ты, Аркаша, не поваживай его, потатчик. Ты как?
– наклоняется ко мне.

– Да что со мной сделается! Только не бей никого, а то начнёшь сейчас разборки устраивать!

– Надо бы, - отвечает он.
– Да вишь, за одного мне твоя подруга в бороду вцепится, за другого - сотоварищи горой встанут, этак у меня наливки не хватит - мировую с ним потом распивать.
– И видимо, что-то в его словах есть, не для меня предназначенное, потому что воевода вдруг смущённо крякает и потирает бицепс, словно заныло у него там что.
– Пойдём, Ваничка, провожу, отдохнёшь.

– Идите-идите, - поддакивает Лора.
– А я с этим Ипатием ещё разберусь. И с тобой, Аркашенька, заодно.

В светёлку мне не хочется: спать ложиться ещё рано, куковать там одной - скучно. Подсаживаюсь ближе к кухонному окну и начинаю рыться в сокровищах рукодельной шкатулки. Муромец, убедившись, что со мной, драгоценной, всё в порядке, проверяет, как там Ян у вертелов с гусями, выглядывает во двор, откуда Хорс незлобивым ворчанием даёт понять, что у него всё под контролем, и уходит к гостям. У самой двери в зал оборачивается.

– Так о чём воевода спрашивал-то?

– Найдёт что-то там или не найдёт, - рассеянно отвечаю.
– А уж что он там искать собрался - не знаю.

– А как сама-то думаешь?

– Мужик он упёртый, - я задумчиво верчу в руках моток красных ниток, гадая, что мне он напоминает.
– От своего не откажется. А кто ищет, тот находит, хоть, может, и не сразу. Эй, это я просто так сказала, не вздумай из меня пророчицу делать!

Он, кивнув, уходит.

Янек возится у очага, а я не могу даже на подхвате быть, не в платье же, шитом жемчугом, гусятину соусом поливать! Нужно срочно искать себе хоть какое-то занятие.

– Ой, Ян!
– окликаю.
– У тебя рукав по шву поехал, давай зашью.

Нитки в шкатулке имеются не только вышивальные, но и простые, швейные, и целых три напёрстка - медный, серебряный и золотой, как в какой-то сказке. Пока я рукодельничаю, малец набрасывает на плечи полотенце. Ишь, застеснялся; можно подумать, я не вижу его таким каждое утро после тренировок. С прорехой справляюсь быстро, расправляю рубашку и рассматриваю.

Вышитый на нарукавьях орнамент кое-где обтрепался, нитки выползли. Прикинув на глаз повреждения, вытаскиваю тот самый моточек, что недавно в руках держала, и иглу с широким ушком. Узор несложный, восстановить его просто.