Среди подобныхъ размышленій и мысленно проклиная судьбу, которая сдлала его угольнымъ торговцемъ въ Модфог, Николасъ Тольромбль получилъ бумагу отъ муниципальнаго совта. Прочитавъ ее, онъ весь вспыхнулъ, и передъ его глазами пронесся свтлый, величественный образъ.

— Милая жена, сказалъ онъ громко, обращаясь къ мистрисъ Тольромбль:- меня выбрали мэромъ Модфога.

— Господи! произнесла мистрисъ Тольромбль:- куда же длся старый Снигсъ?

— Покойный мистрисъ Снигсъ, отвтилъ Николасъ рзко, не одобряя безцеремоннаго отношенія его жены къ человку, занимавшему высокій постъ мэра:- покойный мистеръ Снигсъ умеръ.

Это извстіе было совершенно неожиданное, но мистрисъ Тольромбль только вторично произнесла: «Господи»! словно мэръ былъ обыкновенный христіанинъ, что заставило мистера Тольромбля мрачно насупить брови.

— Жаль, что это не въ Лондон, произнесла мистрисъ Тольромбль, посл минутнаго молчанія:- а то ты могъ бы красоваться въ блестящей процессіи.

— Я могу устроить процессію въ Модфог, если захочу, сказалъ таинственно новый мэръ.

— Конечно, поддакнула его жена.

— И блестящую процессію, прибавилъ мистеръ Тольромбль.

— Ахъ, прелесть! воскликнула мистрисъ Тольромбль.

— Невжественная публика Модфога развела бы руками отъ удивленія.

— И вс лопнули бы отъ зависти.

Такимъ образомъ, было ршено поразить удивленіемъ и убить отъ зависти врноподданныхъ новаго муниципальнаго величества, а для того устроить такой блестящій въздъ мэра, какого никогда не видывалъ не только Модфогъ, но даже самъ Лондонъ.

На слдующій день, рослый жокей, сидя въ мальпост, да, въ мальпост, а не на лошади, остановился передъ ратушей въ Модфог, гд былъ собранъ муниципальный совтъ, и вручилъ его членамъ письмо, писанное Богъ знаетъ кмъ, но подписанное Николасомъ Тольромблемъ. На четырехъ страницахъ атласной почтовой бумаги съ золотымъ обрзомъ, новый мэръ выражалъ въ цвтистыхъ выраженіяхъ, что откликается на зовъ своихъ земляковъ съ чувствомъ самой сердечной радости, принимаетъ тяжелую обязанность, которую возлагаетъ на него довріе муниципальныхъ совтниковъ, что они никогда не упрекнутъ его въ равнодушномъ отношеніи къ своему долгу, и онъ всми силами будетъ стараться исполнитъ возложенную на него должность съ достоинствомъ, соотвтствующимъ ея важности, и многое другое въ томъ же род. Но этого мало: рослый жокей вытащилъ изъ своей лвой ботфорты только-что отпечатанный, еще сырой нумеръ мстной газеты графства, къ которому принадлежалъ Модфогъ. Весь первый столбецъ газеты былъ наполненъ длиннымъ адресомъ Николаса Тольромбля къ жителямъ Модфога, въ которомъ онъ говорилъ почти тоже, что въ письм къ муниципальному совту, выражая свою готовность исполнить ихъ желаніе и твердую ршимость разъиграть важную роль.

Муниципальные совтники посмотрли съ недоумніемъ прежде другъ на друга, а потомъ на жокея, какъ бы ожидая отъ него объясненія, но онъ глубокомысленно разглядывалъ золотую кисть на своей желтой фуражк; впрочемъ, онъ не могъ бы ничего объяснить, еслибы даже не былъ занятъ такимъ пріятнымъ препровожденіемъ времени. Поэтому, члены городской корпораціи приняли серьёзный видъ и знаменательно покашливали. Тогда рослый жокей подалъ другое письмо, въ которомъ Николасъ Тольромбль увдомлялъ муниципалитетъ о своемъ намреніи сдлать торжественный въздъ въ городъ въ слдующій понедльникъ посл полудня. Лица у муниципальныхъ совтниковъ еще боле вытянулись, но такъ какъ второе посланіе оканчивалось оффиціальнымъ приглашеніемъ всего муниципалитета на обдъ къ мэру въ тотъ же день въ Модфогъ-Голлъ, на Модфогской гор, то вся эта исторія имъ показалась очень интересной, и они велли сказать Николасу Тольромблю, что съ благодарностью воспользуются его приглашеніемъ.

Въ это время въ Модфог, какъ обыкновенно бываетъ почти въ каждомъ город англійскихъ владній, а, вроятно, и всхъ иностранныхъ государствъ (въ чемъ, однако, ручаться не могу, такъ какъ очень мало путешествовалъ), жилъ веселый, добродушный, пріятный на взглядъ и ни на что не годный шалопай, питавшій ненависть къ труду и непреодолимую склонность къ пиву и спиртнымъ напиткамъ. Вс его знали, но никто, кром жены, не считалъ нужнымъ съ нимъ ссориться; онъ наслдовалъ отъ своихъ предковъ имя и фамилію Эдвардъ Твиджеръ, но, обыкновенно, назывался Красноносымъ Недомъ. Онъ, обыкновенно, напивался разъ въ день, и среднимъ числомъ разъ въ мсяцъ каялся въ своемъ нетрезвомъ поведеніи, но въ эти минуты раскаянія онъ находился на послдней ступени опьяненія. Это былъ оборванецъ, лнтяй, крикунъ, но очень сметливый и искусный на все, если только принимался за дло. Въ принцип онъ не былъ противъ тяжелаго труда и готовъ былъ цлый день выносить всю тяжесть игры въ крикетъ, бгая, ловя мячъ, бросая его и отбивая до истощенія силъ. Онъ былъ бы неоцнимъ въ пожарной команд; никто на свт такъ не любилъ качать воду, лазить по лстниц въ третій этажъ и выбрасывать изъ окна мебель. Впрочемъ, онъ былъ дома не только въ одной огненной стихіи, онъ былъ самъ по себ олицетворенное общество для поданія помощи утопающимъ, нчто въ род живого спасательнаго снаряда и одинъ въ своей жизни вытащилъ боле людей изъ воды, чмъ плимутская спасательная лодка или спасательный снарядъ капитана Манби. Вс эти качества, несмотря на его пьянство, длали Красноносаго Неда общимъ любимцемъ, и власти Модфога, вспоминая объ его многочисленныхъ услугахъ городскому населенію, дозволяли ему на свобод напиваться, не подвергая его за то ни штрафамъ, ни арестамъ. Полная безнаказанность была его удломъ, и онъ пользовался ею съ благодарностью.

Мы нарочно такъ обстоятельно описали характеръ и занятія Красноносаго Неда, потому что этимъ путемъ мы совершенно спокойно, безъ неприличнаго спха и непріятной для читателя неожиданности, перейдемъ къ сцен, разыгравшейся въ дом Николаса Тольромбля въ день его возвращенія съ семействомъ въ Модфогъ. Вечеромъ, въ буфетъ Таверны Барочниковъ, явился новый секретарь мэра, только что привезенный изъ Модфога, блдный, съ русыми баками, и спросилъ, тамъ ли прохлаждался Недъ Твиджеръ. Получивъ утвердительный отвтъ, онъ объявилъ, что Николасъ Тольромбль, эсквайръ, проситъ мистера Твиджера немедленно явиться къ нему, по частному и очень важному длу. Конечно, не въ интерес мистера Твиджера было оскорблять мэра, и потому онъ, слегка вздохнувъ, поднялся съ своего кресла у камина и послдовалъ за блднымъ секретаремъ до грязнымъ, мокрымъ модфогскимъ улицамъ.

Мистеръ Николасъ Тольромбль сидлъ въ маленькой комнат походившей скоре на пещеру, съ отверстіемъ на верху, чмъ на библіотеку, какъ онъ ее называлъ; почтенный мэръ чертилъ карандашемъ на большомъ лист бумаги планъ торжественной процессіи, когда секретарь ввелъ въ дверь Неда Твиджера.

— Ну, Твиджеръ, произнесъ снисходительно Николасъ Тольромбль.

Было время, когда Твиджеръ отвчалъ бы: «Ну, Никъ», но, эти дни давно прошли и онъ только молча поклонился.

— Я хочу начать сегодня, Твиджеръ, ваше обученіе, сказалъ новый мэръ.

— Обученіе чему, сэръ? спросилъ съ удивленіемъ Недъ.

— Тише, тише! Затворите дверь, мистеръ Дженингсъ. Посмотрите на это Твиджеръ.

Съ этими словами Николасъ Тольромбль отперъ шкафъ и обнаружилъ полный комплектъ мдныхъ военныхъ доспховъ громаднаго размра.

— Я хочу, чтобъ вы явились въ этой брон въ будущій понедльникъ, Твиджеръ, сказалъ мэръ.

— Богъ съ вами, сэръ, отвчалъ Недъ: — это все равно, что понести семидесяти фунтовую пушку или чугунный паровой котелъ.

— Пустяки, Твиджеръ, пустяки.