— Траву жать.

— Разв у васъ траву жнутъ?

— Случается — и жнутъ.

— Косить, кажется, легче?

— Баб косить — не идетъ!

— Отчего же?

— А такъ! Баб ни косить, ни сять хлбъ, рожь, овесъ не приходится: ея дло капусту, что ль, картофель сажать; а сять баб нельзя.

— А пахать можно?

— Пахать, боронить можно.

Мы подошли къ Десн, переправились на другой берегъ въ лодк, которыхъ здсь стояло по обоимъ берегамъ до восьми, и взобрались по крутой гор до Глинева.

— Пойдемъ ко мн, приглашалъ меня одинъ изъ моихъ случайныхъ товарищей.

— А то хоть и ко мн, приглашалъ другой.

— Спасибо на добромъ слов, отвчалъ я:- очень ужь я усталъ, и ввалился въ первую попавшуюся мн избу. Изба эта стояла на двор, на улицу выходили ворота и заборъ, по орловскому обычаю; но сама изба сильно смахивала на хату: внутри была, хоть и плохо, да выблена, окна были въ двухъ стнахъ, печь у самыхъ дверей; печь черная, но съ печуркой, тогда какъ въ орловскихъ, рязанскихъ избахъ печь въ противоположной отъ дверей стны и окна только съ одной стороны. Передній уголъ — въ дальнемъ отъ дверей угл, а въ орловскихъ избахъ въ ближайшемъ.

— Здравствуй, хозяйка, сказалъ я, войдя въ избу, сидвшей такъ старух.

— Здравствуй, родимый! Да какъ же ты умаялся! Ляжь тутъ-то на лавочку, отдохни; ляжь; семъ-ко я подложу теб подъ головку, говорила и въ то же время хлопотала старуха. — Да выпей водицы; только одной воды не ней, — это не хорошо будетъ; а ты вотъ возьми кусочекъ хлба, посоли, посл пожуй, да и запей водицей; напоила бъ тебя и квасомъ, да, видитъ Богъ, квасу ни ложкя нтъ…

Когда я немного отдохнулъ, ко мн подошла сноха моей хозяйки.

— Ты ныньче еще не обдалъ? спросила она меня.

— Нтъ, еще не обдалъ.

— Погоди я теб бурачковъ налью.

Она налила въ чашку бураковъ, положила предо мной ковригу хлба, пододвинула соль.

— Кушай на здоровье! сказала она.

— Сходи-тко, налей въ чашечку молочка, прибавила старуха хозяйка. Сноха пошла за молокомъ.

— И какъ не измаяться въ такую жару да сухмень! заговорила словоохотливая старуха: — вишь какая сушь стоятъ! И Господь знаетъ, что-то будетъ! На коноплю какая-то мушкара напала: по инымъ мстамъ всю коноплю мошка эта пола, земля какъ будто вчера только вспахана; а безъ конопли, что длать, чмъ питаться?! Просто головушка наша гршная! Отъ сухмени отъ этой и скотъ-то весь попадалъ: весь, таки весь…

— У васъ падежъ былъ?

— Какое былъ! и теперь такъ варомъ и варитъ: по всему округу падежъ, ни одного села не миновалъ.

— У васъ молоко есть?

— Есть, родимый, осталась коровка одна; бережемъ молочко для хвораго человка, для странняго… а сами ужь давно не знаемъ, какое такое молоко бываетъ…

Повши, я прилегъ на лавку и думалъ немного хоть заснуть, но кучи мухъ не позволили имть хоть маленькую надежду на это покушеніе. Въ избу вошли три двочки, внучки старухи, изъ которыхъ старшей было не боле двнадцати лтъ.

— Что, дточки, нагулялись? спросила ихъ старуха.

— Нагулялись, бабушка!

— А нагулялись, — на полотьбу, дточки!

— Мать говорила, бабушка, что ныньче на полотьбу не идти, сказала одна двочка, лукаво посматривая на мать.

— Какъ не идти? сказала бабушка.

— Да не идти, бабушка!

— Какъ же такъ, Марья? обратилась старуха къ снох, которая въ то время кроила хлбъ. — Овесъ полоть надо.

— Надо, матушка.

— А какъ же не идти?

— Да это двчонка такъ только балуетъ; я вотъ и хлбъ крою, въ поле взять, говорила Марья, раздавая дтямъ ломоть хлба. — Надо, полоть, нельзя такъ день за день оставить.

— Что же он наработаютъ? спросилъ я.

— Какъ что?

— Да вдь меньшей, чай, и девяти годковъ нтъ, — какая же она работница?

— На какую работу, другъ, сказала старуха, на какую работу! На эту работу и маленькая, что большая все одно; да и надо съизмалу ребенка пріучать во всякому трудному длу: первое — теб помощникъ; а самое главное — ему наука…

— Сколько надо денегъ за обдъ? спросилъ я, надвая свою сумку и собираясь уходить.

— И, что ты, родимый! отвчала хозяйка.

— Да вдь я лъ бураки, молоко…

— Полно, родимый, оставь…

— Молока у васъ у самихъ нтъ…

— Полно, отставь, глупый человкъ!…

Я подошелъ къ одной двочк и хотлъ дать ей на орхи да на пряники, но старуха накинулась и на внучку и на меня.

— Что ты длаешь, безбожникъ эдакой! ребенка въ соблазнъ вводишь!.. Да и ты дура вздумала, обратилась старуха къ внучк: — съ страннаго человка за свою хлбъ-соль деньги брать? Есть ли у тебя крестъ-то на ше… Есть ли крестъ на ше!…