Шрифт:
— Да подемъ со мной вмст.
— Сдлайте милость, батюшка, ваше благородіе! дло-то ужь очень занятное.
— Изволь, изволь.
Напились они чаю, да и похали вмст въ исправницкой бричк; дорогой большое толковали все о Тришк: какъ его, разбойника, исправникъ своими руками поймаетъ, и самъ его въ городъ въ острогъ засадитъ.
— Какъ же вы, ваше благородіе, узнаете этого разбойника, Тришку Сибиряка?
— Какъ не узнать! у меня примты его имются, говоритъ исправникъ.
— А позвольте взглянуть.
Исправникъ подалъ купцу примты.
— «Волосы русые, брови черные, сталъ читать купецъ, лтъ отъ роду тридцать»… Баринъ, да вдь это, пожалуй и на меня смахиваетъ!…
Глянулъ исправникъ, съ нимъ точно сидитъ не купецъ, а самъ Тришка Сибирякъ.
— Слушай, исправникъ, заговорилъ Тришка, васъ дураковъ мало обманываютъ, а ты еще и меня хотлъ обмануть! Вотъ теб и наказаніе: ступай пшкомъ домой!
Нечего длать, исправникъ вылзъ изъ брички, да и бричка-то была новая, вылзъ да поплелся домой — откуда пришелъ, а Тришка покатилъ куда ему надо было!
Тришка Сибирякъ, какъ я уже сказалъ, что его смшиваютъ съ Засоринымъ, Сиротой, Дубровой и другими, то и вс они никого не убивали; только ужь когда честію не возьмешь — злыхъ помщиковъ учили, и тою же наукой подъ колнками жилки подрзывали, и опять-таки для того все, чтобъ не швыдко бгали.
Орелъ, 10-го апрля.
Сохранились и теперь преданія: что до назначенія Орла губернскимъ городокъ, на рк Ок моста не было, и что въ самый годъ этого назначенія началось здсь судоходство; въ первый разъ отправились только дв маленькія барки по 12 саженъ длиною, и какъ дло было для орловцевъ новое, то почти весь городъ провожалъ эти барки верстъ за десять. И теперь есть старики, которые помнятъ, что въ Орл былъ одинъ только трактиръ, одна табачная лавка; будочниковъ, пожарныхъ солдатъ совсмъ не было: на пожаръ сбгались и тушили сами жители; которые опаздывали или совсмъ не приходили, съ тхъ брали пени. По ночамъ караулили по очереди сами хозяева, и между очередными караульщиками случались караульщицы — женщины и двушки.
— Зачмъ же будочниковъ завели? спросилъ я старика, разсказывавшаго мн это.
— А затмъ, батюшка, отвчалъ старикъ: — больно задорно стало; въ одной улиц караульщикъ, въ другой караульщица; долго ли до грха! Сейчасъ грхъ, какъ есть грхъ!…
— Такъ и тогда доходило до грха?
— Какъ не доходить, доходило! А все грха въ т времена было куда меньше! а жили веселе: скромне жили, по Божію, оттого хорошо и было… Вотъ я теб докладывалъ: у насъ въ Орл всего только одинъ трактиръ и былъ, Теленковъ прозывался… Стоялъ онъ супротивъ Егорьевской церкви… Такъ и въ томъ-то одномъ трактир народу почесть не бываю! А зайдетъ какой въ трактиръ, да узнаетъ отецъ, такой задастъ трактиръ — три недли на мсто ссть не сядетъ; а провдаютъ по городу про холостаго, такъ пальцами тычутъ: «вонъ, говорятъ, тракирщикъ изъ трактира ползетъ». Да такому парню и двку не скоро сыскать: весь городъ исходи, ни одна двка замужъ не пойдетъ! А теперь что? зайдетъ въ трактиръ… и трактировъ-то сколько развелось! идетъ всякій въ трактиръ, при отц родномъ… да такъ еще табачище проклятый закуритъ.
— Куда же заходили выпить?
— Была пвчая.
— Тоже трактиръ?
— Нтъ, какъ можно! такъ можно было спросить чего: водки, пива, закусить чего, подадутъ; а закуришь табачище, хоть кто будь, по шеямъ проводятъ, ни на кого не посмотрятъ!…
— Отъ этого и трактиромъ не назывался?
— Нтъ, не отъ этого, не отъ табаку; для того пвчей назывался, что такъ пвчіе были, псни разныя пли; а кто прикажетъ, и по духовному могли; а кому и простую псню споютъ, пожалуй и съ торбаномъ.
— Съ однимъ только торбаномъ?
— Нтъ, и гудки и рожки разные были въ той пвчей; только этихъ органовъ проклятыхъ не было…
— Давно же эта пвчая уничтожилась?
— Она-то и не уничтожилась…
— Да гд же она?
— На трактиръ повернули.
— Ты помнишь эту пвчую?
— А какъ не помнить?! лтъ пятьдесятъ тому привезли органъ. Сперва народу повалило въ пвчую, протолпиться нельзя было. Да и кругомъ-то пвчей — народу труба нетолченная.
— И ты ходилъ слушать?
— Ходилъ, глупъ былъ.
— Отчего же глупъ?
— А оттого глупъ: не зналъ я, что это грхъ большой! Вотъ отчего!
— A!…
— То-то, другъ, а!
Мой собесдникъ хотлъ идти домой, а мн не хотлось съ нимъ такъ скоро разстаться; чтобъ остановить его, я спросилъ:
— Давно новый соборъ строится?
— Да лтъ за шестьдесятъ будетъ. Былъ у насъ царь-императоръ Павелъ Петровичъ и былъ онъ имянинникъ на Павла исповдника; такъ губернія положила для императора Павла Петровича, — Павлу исповднику соборъ построить. Стали собирать со всхъ деньги, да и по сю пору собираютъ, а все никакъ этого собора не отстроятъ.
— Отчего же?
— А оттого: церковь, по писанію, положено ставить алтаремъ на востокъ, а этотъ соборъ куда смотритъ?
— Кажется, на востокъ.
— На какой востокъ…
— Куда же?
— Посмотри на другія церкви: вс смотрятъ на самый востокъ, а этотъ больше на полдень подался.
Въ самомъ дл, новый соборъ алтаремъ стоитъ не прямо на востокъ, а на Ю. Ю. В.
— Такъ отъ этого и соборъ не отстроивается?
— Отъ самаго отъ этого… Отстроили было совсмъ, а такъ опять перестроивать надо… Вотъ и теперь снова перестроиваютъ, да вдь тоже самое будетъ!