— Что жъ, господинъ, ямщику на водочку, сказалъ вошедшій въ избу Василій, мой старый ямщикъ, привезшій меня изъ Малоархангельска въ Уколово и сдавшій меня другому.

— Выпей, Василій, сказалъ я, подавая ему на водку и налитую рюмку водки.

— Покорнйше благодаримъ! сказалъ Василій, выпивъ рюмку.

Съ этими словами Василій отломилъ кусокъ хлба и посолилъ его, только не взявъ щепотью изъ солонки соли, а обмокнувъ прямо кусокъ свой въ солонку.

— А какъ посмотрю на тебя, паренекъ, посмотрю: много тебя еще учить надо! Охъ, много! сказалъ назидательно хозяинъ, медленно покачивая головою. Много, паренекъ, учить тебя надо!…

— Что такъ, ддушка? сказалъ Василій, подсмиваясь надъ старикомъ.

— Обхожденія ты, паренекъ, никакого не знаешь!… Вотъ теб и „что такъ!“ Да!…

— Да ты говори, ддъ, толкомъ; а то болтаетъ Богъ знаетъ что, его и не разберешь!..

— Да разв можно, глупая твоя голова, разв можно хлбъ мокать прямо въ солонку?

— А для чего жъ не можно? Обмокнулъ, стало быть можно, смясь отвчалъ Василій.

— Ты зубы-то не скаль, глупая твоя голова! Теб дло говорятъ, такъ ты долженъ старыхъ людей слушать! старый человкъ тебя, глупая твоя голова, старый человкъ дурному никогда не научитъ!

— Да скажи ты на милость, старый ты человкъ, что за бда такая содялась, что посолилъ хлбъ?

— Посолить-то посолилъ, да какъ посолилъ? Разв такъ можно? Такъ только одинъ Іуда христопродавецъ хлбъ солилъ, когда Іисуса Христа задумалъ продать проклятымъ жидамъ! А ты, кажись, человкъ крещеный! Теб бы можно, кажись, и руками соль взять, да посолить, коли трескать хочешь!…

— Да ты-то почему знаешь, что Іуда хлбъ въ солонку мокалъ? Видлъ что ли самъ?

— Видть не видалъ, а въ церкви слыхалъ и въ книгахъ написано; „омочивый въ солило, тотъ меня предастъ“. Стало, и ты грхъ творишь большой.

— А что и въ правду-то въ книгахъ написано? спросилъ меня Василій.

— Въ книгахъ точно написано: „омочивый въ солило, той мя предастъ“, сказалъ я; только это сказано не къ тому…

— Къ самому тому длу! прервалъ меня хозяинъ. А ты что теперь еще будешь разсказывать, да посмиваться, да зубоскалить?… Что теперь скажешь?…

— Да что сказать-то?

— То-то, что сказать! То надо сказать: всякое дло надо пораздумать, да поразмыслить!… Ну, а ты, что скажешь? спросилъ меня, побдительно взглянувъ на меня, хозяинъ.

— Да я и сказать не знаю что, отвчалъ я; а вотъ есть у меня пріятель, тотъ-бы теб пожалуй и сказалъ, и хорошо бы теб сказалъ.

— А кто твой пріятель?

— Иванъ едорычъ Горбуновъ.

— А что бы сказалъ твой Иванъ едорычъ?

— Да онъ бы нашелъ, что сказать.

— Да что сказалъ то? Чтобы и онъ сказалъ-то?

— Иванъ едорычъ сказалъ бы: „Тутъ надо мозгами шевелить“.

— Надо тутъ, надо мозгажи шевелить! Надо!

— А ты говорилъ, что и Иванъ едорычъ тутъ ничего не скажетъ!…

— Сказалъ бы, сказалъ!

— Можетъ, и еще чтобъ нибудь сказалъ!.

— Сказалъ-бы, сказалъ… Умный человкъ твой Иванъ едорычъ!

— Хорошо, я скажу ему это, когда увижу Ивана едорыча.

— Безпремнно скажи.

1861