— Сколько верстъ отсюда до Вышняго Волочка? спросилъ я, выйдя изъ Невицъ.

— Извстно дло! отвчалъ мн мужикъ, котораго я спрашивалъ: малый ребенокъ теб скажетъ: до Волочка это восемьдесятъ верстъ будетъ; это врно!

— Какъ же мн около самой Устюжны говорили, что до Вышняго Волочка считается отъ Устюжны это восемьдесятъ верстъ?

— Это все равно, что отъ Устюжны, что отъ насъ, отъ Невицъ, — все тже сто восемьдесятъ верстъ!

— Да вдь изъ Устюжны въ Волочокъ надо идти на Нефедьево?

— На Нефедьево!

— Какъ не такъ, и отъ Устюжны и отъ Невицъ все сто восемьдесятъ верстъ? Вдь до Невицъ надо пройти…

— Пройдешь еще верстъ сорокъ, перебилъ женя мужикъ, такъ теб меньше пойдетъ.

— Какъ? а то будетъ все сто восемьдесятъ?

— Вс будетъ сто восемьдесятъ.

— Это что-то хитро!

— А правду теб сказать: кто здсь мрялъ дорогу? Никто! Мрила баба клюкой, да и махнула рукой: быть тутъ сто верстъ!.. Вотъ я тутъ тоже.

Кто зжалъ по проселочнымъ дорогамъ, тому этотъ разговоръ не покажется невроятнымъ; спрашиваете вы: сколько верстъ до такого-то мста? «Верстъ будетъ 10, да и того не будетъ», отвтятъ вамъ. Вы продете верстъ пять и опять спрашиваете, сколько осталось? «Верстъ 15t а то еще и больше!» получите совершенно неожиданно въ отвтъ; иногда верстъ не опредляютъ, а скажутъ какъ: «Близко! продешь болото, да два поля, да дв пустошки, да лску немножко — вотъ тутъ теб и будетъ!» Но мн отъ русскихъ, собственно русскихъ, не случалось слышать, на разстояніи ста верстъ, одного и того же отвта — 180 верстъ.

— Скажи, пожалуйста, спросилъ я, пошапковавшись, лежащаго у дороги пастуха, сколько верстъ до Волочка? Мн отъ самой Устюжны говорятъ: сто восемьдесятъ верстъ; скоро-ли будетъ меньше?

— Да ты кого спрашивалъ?

— Кто попадется, того и спрашивалъ.

— Да кого: русскаго или корелу?

— И русскихъ, и корелу.

— Нтъ, русскихъ ты не спрашивалъ; врно, одну корелу; корела — та не знаетъ; корела сидитъ дома; корела землю оретъ, вотъ и все! а нашъ братъ русскій всегда кругомъ ходитъ; стадо знаетъ; и въ Питеръ ходитъ, и въ Боровичи, и въ Волочокъ, на барки, значитъ.

— Сколько же верстъ до Волочка?

— Самъ я не ходилъ на Волочокъ, а люди говорятъ, что до Устюжны, что до Волочка, что до Боровичей — сто восемьдесятъ верстъ; все равно т же сто восемьдесятъ верстъ.

— Ну, а отсюда?

— И отсюда, говорятъ, что до Волочка, что до Боровичей все-таки сто восемьдесятъ верстъ.

— И ты, какъ корела, дома сидишь?

— Нтъ, прошлый годъ ходилъ къ большому Соловецкому… маленькій-то у насъ и дома есть, — приходъ у насъ Соловецкій… Такъ ходилъ я къ большому Соловецкому на море; братъ былъ боленъ, Богу обтъ далъ, сходить къ большому Соловецкому; обтъ-то далъ, да и померъ, не сходивши къ чудотворцамъ; пришла весна, я и говорю старикамъ: «Ищите себ на это лто другато пастуха, а я дойду Богу молиться». Ну, и сходилъ за брата на море къ большому Соловецкому.

— А то ты всегда въ пастухахъ?

— Всегда въ Сушигорицахъ пастухомъ живу, у царяднова [21] ночую и ужинаю; обдать не обдаю: возьмешь съ собою хлбца, соли, да тмъ и пробавляешься, еще хорошо, коли вода близко, а то просто намучаешься!..

— Работа пастуху, кажется, небольшая?

— Какъ, братецъ ты мой, работа небольшая, дождь, сивера, а ты все въ пол, да въ пол!.. А то еще волки одолваютъ: вотъ третьяго дни трехъ коровъ зарзали; погналъ я стадо домой, а три коровы за кусты зашли; мн и не въ примту; такъ он остались, такъ и пропали.

— Кто же за нихъ отвчать будетъ?

— А кому отвчать? никто не отвчаетъ!

Коровы очень разбрелись, пастухъ схватилъ берестовую трубу, аршина въ два длиною, затрубилъ въ нее и коровы опять стали собираться къ кучу, не смотря на то, что отъ музыки моего новаго пріятеля скоре можно было разбжаться: арія, которую онъ разыгрывалъ на своемъ инструмент, была немногимъ хуже при дозжачихъ, когда т скликаютъ изъ лсу или изъ острова собакъ.

— Отчего ты только трубишь? спросилъ я, ты бы лучше какую нибудь псню игралъ.

— У насъ здсь не умютъ играть, только трубятъ; вотъ подъ Москвою, такъ т ужъ какъ теб играютъ-то, такъ играютъ! Я ходилъ Богу молиться, а здсь былъ пастухъ изъ подъ Москвы; слышалъ я, хорошо играетъ!.. Только на другой годъ не остался; съ волкомъ не справился, волкъ одоллъ!

— Какъ же ты справляешься?

— Я привыченъ, а къ осени и я одинъ не справлюсь, подпаска даютъ, съ царяднова двора мальчишку даютъ для того, что къ осени волкъ больно смлъ бываетъ.

1890