Марлитт Евгения
Шрифт:
Но это была только пыль, игравшая въ солнечныхъ лучахъ; изъ открытыхъ дверей кухни несся запахъ жарившейся птицы, а за прилавкомъ, гд продавалось молоко, стояла его мать и отсчитывала яйца въ корзинку служанки, которая, по старому обычаю, должна была два раза въ недлю разносить яйца и свжее, только что сбитое масло по почетнымъ домамъ города.
Въ глазахъ маіорши мгновенно вспыхнуло чувство затаенной материнской гордости, когда къ ней приблизился высокій красивый юноша, но у нея въ каждой рук было по пяти яицъ, и потому она осторожно повернула голову черезъ плечо и подставила ему щеку для поцлуя.
— Иди пока наверхъ, Феликсъ! — сказала она торопливо, опасаясь просчитать или разбить яйцо.
Онъ быстро отнялъ руки, которыя было протянулъ, чтобы обнять ее, и поднялся по лстниц. Изъ столовой раздался вдругъ рзкій капризный крикъ ребенка — это кричалъ новый наслдникъ монастырскаго помстья. Съ задняго двора доносилось пніе птуховъ, а наверху въ передней тихо пробирался огромный жирный котъ. Онъ возвращался изъ хлбнаго амбара посл охоты за мышами и началъ, ласкаясь, жаться къ ногамъ вошедшаго, но молодой человкъ съ отвращеніемъ отбросилъ его отъ себя и затопалъ ногами, какъ бы отряхивая съ нихъ снгъ.
Въ комнат маіорши окна были открыты и въ нихъ врывался мягкій весенній воздухъ, но не онъ приносилъ благоуханіе фiалокъ, наполнявшее всю комнату — оно распространялось изъ отвореннаго стннаго шкафа. Тамъ лежало блестящее, какъ серебро, блье, и между пачками его были разбросаны высохшія фіалки. Никогда маленькій Феликсъ не смлъ поставить букетъ фiалокъ въ стаканъ съ водой, который могъ попасть подъ руку и опрокинуться, — но онъ долженъ былъ рвать милые цвточки, чтобы раскладывать ихъ въ богатые запасы блья. И потому эти груды блья, къ которымъ мать его питала такую сильную привязанность, были ему всегда ненавистны, и теперь онъ бросилъ мрачный взглядъ на шкафъ.
Маіоршу очевидно потревожили во время проврки блья; тамъ въ оконной ниш на кленовомъ стол съ толстыми широкими ножками лежала ея записная книга. Феликсъ хорошо зналъ эту книгу съ ея различными рубриками, но оглавленіе открытой страницы было для него ново, — на верху ея стояло: «Блье для домашняго хозяйства моего сына Феликса»… Его собственное будущее хозяйство! При этомъ представленіи онъ покраснлъ, какъ двушка… Эти дюжины столовыхъ приборовъ, полотенецъ, наволочекъ аккуратно были положены рядами, какъ будто бы они были главнымъ условіемъ будущаго семейнаго счастія… И этотъ длинный скучный списокъ долженъ удержаться въ веселой живой кудрявой головк прелестной молодой двушки?
— О, Люсиль, какъ бы ты смялась! — прошепталъ онъ, и самъ разсмялся при этомъ представленіи.
Машинально сталъ онъ перелистывать книгу. Здсь въ «граф дохода» стояли тысячи и тысячи. Какое богатство! И при этомъ такое неустанное собираніе и сбереженіе, такой страхъ потерять два пфеннига, разбивъ яйцо! Молодой человкъ съ отвращеніемъ оттолкнулъ тетрадь и, нетерпливо проводя обими руками по густымъ блокурымъ волосамъ, подошелъ къ окну. Съ своимъ изящнымъ видомъ, тонкимъ ароматомъ духовъ, окружавшимъ его, съ непринужденными элегантными манерами и сегодня онъ былъ чужой въ «старомъ соколиномъ гнзд», такъ же не подходилъ къ нему, какъ небрежно брошенныя щегольскія перчатки къ неуклюжему блому кленовому столу и блестящіе лаковые сапоги къ грубому расщелившемуся полу.
Онъ прижался лбомъ къ оконной рам и смотрлъ передъ собой. Какъ анахронизмъ, торчалъ монастырскій домъ среди красивыхъ новыхъ зданій. По ту сторону дороги находился прекрасный обсаженный цвтущими каштановыми деревьями городской бульваръ. Ему стало стыдно, что высшее общество должно каждый день проходить мимо старой съ заплатами стны, онъ чувствовалъ себя униженнымъ при вид противоположнаго дома, построеннаго въ вид замка, съ балкона котораго, окруженнаго бронзовой ршеткой, можно было видть дворъ, лежавшій между монастырскимъ домомъ и стной. Тамъ посреди его стояли четыре старыя великолпныя липы, покрытыя свжею майскою зеленью, но на каменныхъ скамьяхъ подъ ними и на колодц, который они осняли, была разставлена только что сдланная деревянная посуда для молочной… и къ довершенію всего хозяйственный шумъ!.. Только что привезли возъ свжаго клевера, и работникъ бранился, что ворота узки, и хлесталъ лошадей; босоногая двка съ бранью гнала двухъ забжавшихъ на передній дворъ телятъ; стаи голубей кружились въ воздух, и домашнія птицы съ шумомъ и крикомъ разбгались въ разныя стороны.
— Крестьянское хозяйство! — пробормоталъ сквозь зубы Феликсъ и съ досадой повернулся въ другую сторону.
Тамъ разстилался чудный цвтникъ передъ домомъ Шиллинга, и онъ вздохнулъ какъ-то свободне — тамъ онъ всегда чувствовалъ себя боле дома, чмъ въ монастырскомъ помсть. Черезъ обвитую плющемъ стну онъ конечно видлъ только часть лужайки, посреди которой билъ фонтанъ, также ему видны были за поворотомъ зеркальныя стекла оконъ между каменными орнаментами арки, а противъ стны возвышались въ три ряда великолпные платаны, отдлявшіе владнія Шиллинга отъ сосдей съ другой стороны. Ихъ ему было видно вполн — они тянулись двойной аллеей съ южной стороны дома съ колоннами отъ уличной ршетки до самаго сада. Эта великолпная аллея была нкогда любимымъ мстомъ игры его и его маленькаго друга Арнольда; въ ней всегда царили пріятный полусвтъ и прохлада, и въ жаркіе дни она служила барону Крафту вмсто салона: здсь подъ деревьями онъ принималъ постителей, отдыхалъ и пилъ кофе посл обда.
Теперь тамъ также стоялъ кофейникъ на стол, но не мдный, хорошо ему знакомый, а серебряный. И вообще на стол стояло много cepебряной посуды, а среди нея сверкали маленькіе хрустальные графины съ ликерами, — прежде никогда такъ роскошно не накрывался столъ для кофе, и сидли тогда на простыхъ блыхъ деревянныхъ садовыхъ скамьяхъ, теперь же между деревьями была разставлена чугунная садовая мебель: разноцвтные валики и подушки были разложены кругомъ, а поставленныя тамъ дорогія ширмы образовали уютный, защищенный отъ втра уголокъ.