Доктор, каких любят тонныя дамы
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал». С рисунками художника А. И. Лебедева.
Время — пятый часъ въ исход. Стемнло и уже давно зажгли на улиц фонари. Въ прихожей дйствительнаго статскаго совтника Человкова раздался электрическій звонокъ. Лакей, накрывавшій въ столовой на столъ, бросился отворять дверь. Въ дверяхъ показался швейцаръ и передалъ лакею объемистый портфель. За швейцаромъ шелъ пожилой мужчина съ просдью въ бород, съ пробритымъ подбородкомъ — самъ хозяинъ дома «статскій генералъ» Человковъ. Онъ казался утомленнымъ. Лицо его было нахмурено.
— Генеральша уже у себя? спросилъ онъ лакея, сбрасывая ему на руки пальто.
— Съ полчаса какъ уже пріхали.
— Отнеси портфель въ кабинетъ.
Человковъ направился къ себ въ кабинетъ. Онъ былъ въ вицмундирномъ фрак и со звздой.
— Никогда ты во-время не освтишь моего кабинета! раздраженно крикнулъ онъ лакею. — Зажги скорй лампу и прими съ меня вицмундиръ.
Лампа зажжена, вицмундиръ снятъ.
— Что жь ты мн подаешь! Ты мн подаешь сертукъ! продолжалъ Человковъ. — Ты знаешь, что я всегда въ жакет обдаю.
— Что это вы тутъ командуете! Пришли и ужь воюете! раздался женскій голосъ и въ кабинетъ вплыла сухощавая и сильно накрашенная пожилая дама въ темномъ шелковомъ плать Человкова.
— Да какъ же не командовать-то? Человкъ годъ живетъ у насъ и никакого порядка не знаетъ, понизилъ тонъ Человковъ. — Мн нужно переодться къ обду, у насъ никого нтъ сегодня постороннихъ, и вдругъ онъ мн подаетъ сертукъ вмсто жакета. Это всякаго разсердить можетъ.
— А кто виноватъ, что у насъ такіе люди? Вы… вы ихъ распустили. Сегодня я выхожу отъ мадамъ Габуриной, а кучера нтъ. Швейцаръ бгаетъ, ищетъ, а его нтъ. А я на подъзд стою. Черезъ четверть часа нашли около портерной. Пиво пилъ.
— А вотъ посл обда я призову его и задамъ ему головомойку, сказалъ Человковъ.
— Вы себ прежде задайте головомойку, перебила его супруга. — Послушайте, — скоро ли, наконецъ, у насъ будетъ новый кучерской кафтанъ? Вдь здить въ такихъ отрепьяхъ, въ какихъ мы здимъ, просто совстно. Не говоря уже, что онъ вылинялъ — у него на рукав заплата.
— Да, да… Кафтанъ у кучера, дйствительно, не совсмъ хорошъ, но вотъ видишь ли, другъ мой, насчетъ кафтана надо немного подождать… Къ празднику и такъ массу денегъ нужно.
— Это, врно, чтобы Евгеніи Николаевны долги заплатить и хорошій сюрпризъ ей на елку сдлать! уязвила супруга.
— Какой Евгеніи Николаевн?
— Пожалуйста, пожалуйста. Не длайте такихъ удивленныхъ глазъ. Меня не испугаете. И такъ, слушайте: чтобъ на этой недл непремнно былъ новый кафтанъ у кучера. Это безъ возраженій. Ахъ, да… Ложу на «Евгенія Онгина» привезли?
Человковъ весь съежился и изъ крупнаго человка превратился въ какого-то маленькаго.
— Душечка, прости, заговорилъ онъ. — Некогда было послать. Курьеръ нашъ былъ до того занятъ, что я даже и не видалъ его. Онъ цлый день въ разъздахъ…
— Прекрасно… проговорила мадамъ Человкова и губы ея затряслись.
— Вотъ видишь ли, ангелъ мой, я говорилъ даже нашему экзекутору, чтобъ онъ послалъ въ театръ, но…
— Не оправдывайтесь… Вы… Я не знаю, чмъ у васъ голова набита! Вы — дуракъ.
— Другъ мой! Если бы хать самому, но вдь лошадей я теб отдалъ…
— Вы мерзавецъ! взвизгнула мадамъ Человкова и вдругъ, застонавъ, опустилась въ кресло. — Ахъ, ахъ! Ой, ой! Охъ, охъ! раздавались вопли изъ ея груди.
— Душечка! Что съ тобой? бросился къ ней Человковъ, но раздалась пощечина.
Онъ выскочилъ въ другую комнату и сталъ звонить. Явилась горничная.
— Съ генеральшей дурно, сказалъ онъ, посылая въ кабинетъ горничную, а самъ схватился за голову и началъ ходить большими шагами по комнат, смежной съ кабинетомъ. Вода, одеколонъ, нашатырный спиртъ, гофманскія капли — все было пущено въ ходъ. Вскор изъ кабинета вышла горничная и сказала, что барыня проситъ послать за докторомъ.
— Степанъ! Позжай за докторомъ! крикнулъ Человковъ лакею.
— За докторомъ Стукачевымъ? спросилъ тотъ.
— Нтъ, позжай за барынинымъ докторомъ.
Барыню перевели въ будуаръ. Она стонала и охала. Явился докторъ. Это былъ среднихъ лтъ блондинъ съ холенными длинными бакенбардами, съ голубыми глазами. Одтъ онъ былъ во фракъ и свжія перчатки, въ рукахъ держалъ роскошную соболью шапку. Его встртилъ самъ Человковъ.
— Что? Опять нервы? спросилъ докторъ.
— Охъ, нервы! Начали говорить о пустякахъ, и вдругъ…
— Надо лчиться, надо серьезно лчиться. Этимъ шутить нельзя.