Доктор, каких любят тонныя дамы

Аннотация
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал». С рисунками художника А. И. Лебедева.    

Время — пятый часъ въ исход. Стемнло и уже давно зажгли на улиц фонари. Въ прихожей дйствительнаго статскаго совтника Человкова раздался электрическій звонокъ. Лакей, накрывавшій въ столовой на столъ, бросился отворять дверь. Въ дверяхъ показался швейцаръ и передалъ лакею объемистый портфель. За швейцаромъ шелъ пожилой мужчина съ просдью въ бород, съ пробритымъ подбородкомъ — самъ хозяинъ дома «статскій генералъ» Человковъ. Онъ казался утомленнымъ. Лицо его было нахмурено. — Генеральша уже у себя? спросилъ онъ лакея, сбрасывая ему на руки пальто. — Съ полчаса какъ уже пріхали. — Отнеси портфель въ кабинетъ. Человковъ направился къ себ въ кабинетъ. Онъ былъ въ вицмундирномъ фрак и со звздой. — Никогда ты во-время не освтишь моего кабинета! раздраженно крикнулъ онъ лакею. — Зажги скорй лампу и прими съ меня вицмундиръ. Лампа зажжена, вицмундиръ снятъ. — Что жь ты мн подаешь! Ты мн подаешь сертукъ! продолжалъ Человковъ. — Ты знаешь, что я всегда въ жакет обдаю. — Что это вы тутъ командуете! Пришли и ужь воюете! раздался женскій голосъ и въ кабинетъ вплыла сухощавая и сильно накрашенная пожилая дама въ темномъ шелковомъ плать Человкова. — Да какъ же не командовать-то? Человкъ годъ живетъ у насъ и никакого порядка не знаетъ, понизилъ тонъ Человковъ. — Мн нужно переодться къ обду, у насъ никого нтъ сегодня постороннихъ, и вдругъ онъ мн подаетъ сертукъ вмсто жакета. Это всякаго разсердить можетъ. — А кто виноватъ, что у насъ такіе люди? Вы… вы ихъ распустили. Сегодня я выхожу отъ мадамъ Габуриной, а кучера нтъ. Швейцаръ бгаетъ, ищетъ, а его нтъ. А я на подъзд стою. Черезъ четверть часа нашли около портерной. Пиво пилъ. — А вотъ посл обда я призову его и задамъ ему головомойку, сказалъ Человковъ. — Вы себ прежде задайте головомойку, перебила его супруга. — Послушайте, — скоро ли, наконецъ, у насъ будетъ новый кучерской кафтанъ? Вдь здить въ такихъ отрепьяхъ, въ какихъ мы здимъ, просто совстно. Не говоря уже, что онъ вылинялъ — у него на рукав заплата. — Да, да… Кафтанъ у кучера, дйствительно, не совсмъ хорошъ, но вотъ видишь ли, другъ мой, насчетъ кафтана надо немного подождать… Къ празднику и такъ массу денегъ нужно. — Это, врно, чтобы Евгеніи Николаевны долги заплатить и хорошій сюрпризъ ей на елку сдлать! уязвила супруга. — Какой Евгеніи Николаевн? — Пожалуйста, пожалуйста. Не длайте такихъ удивленныхъ глазъ. Меня не испугаете. И такъ, слушайте: чтобъ на этой недл непремнно былъ новый кафтанъ у кучера. Это безъ возраженій. Ахъ, да… Ложу на «Евгенія Онгина» привезли? Человковъ весь съежился и изъ крупнаго человка превратился въ какого-то маленькаго. — Душечка, прости, заговорилъ онъ. — Некогда было послать. Курьеръ нашъ былъ до того занятъ, что я даже и не видалъ его. Онъ цлый день въ разъздахъ… — Прекрасно… проговорила мадамъ Человкова и губы ея затряслись. — Вотъ видишь ли, ангелъ мой, я говорилъ даже нашему экзекутору, чтобъ онъ послалъ въ театръ, но… — Не оправдывайтесь… Вы… Я не знаю, чмъ у васъ голова набита! Вы — дуракъ. — Другъ мой! Если бы хать самому, но вдь лошадей я теб отдалъ… — Вы мерзавецъ! взвизгнула мадамъ Человкова и вдругъ, застонавъ, опустилась въ кресло. — Ахъ, ахъ! Ой, ой! Охъ, охъ! раздавались вопли изъ ея груди. — Душечка! Что съ тобой? бросился къ ней Человковъ, но раздалась пощечина. Онъ выскочилъ въ другую комнату и сталъ звонить. Явилась горничная. — Съ генеральшей дурно, сказалъ онъ, посылая въ кабинетъ горничную, а самъ схватился за голову и началъ ходить большими шагами по комнат, смежной съ кабинетомъ. Вода, одеколонъ, нашатырный спиртъ, гофманскія капли — все было пущено въ ходъ. Вскор изъ кабинета вышла горничная и сказала, что барыня проситъ послать за докторомъ. — Степанъ! Позжай за докторомъ! крикнулъ Человковъ лакею. — За докторомъ Стукачевымъ? спросилъ тотъ. — Нтъ, позжай за барынинымъ докторомъ. Барыню перевели въ будуаръ. Она стонала и охала. Явился докторъ. Это былъ среднихъ лтъ блондинъ съ холенными длинными бакенбардами, съ голубыми глазами. Одтъ онъ былъ во фракъ и свжія перчатки, въ рукахъ держалъ роскошную соболью шапку. Его встртилъ самъ Человковъ. — Что? Опять нервы? спросилъ докторъ. — Охъ, нервы! Начали говорить о пустякахъ, и вдругъ… — Надо лчиться, надо серьезно лчиться. Этимъ шутить нельзя. Лицо доктора сдлалось глубокомысленно. — Можно войти? спросилъ онъ, подходя къ дверямъ будуара. — Entrez! послышался слабый женскій голосъ. Докторъ вошелъ въ будуаръ. На кушетк полулежала мадамъ Человкова. Лицо ея было напудрено до нельзя. Она протянула доктору руку и сказала: — Докторъ! Я жестоко страдаю. Здравствуйте и помогите мн. — Здравствуйте… Ахъ, какъ вы не бережете себя! покачалъ онъ головой и взялъ мадамъ Человкову за руку. — Ахъ, но если бы вы знали! Успокойтесь, успокойтесь… Я все понимаю. Прежде всего дайте стаканъ холодной воды съ мелкимъ сахаромъ, обратился докторъ къ горничной, взялъ мадамъ Человкову за пульсъ и принялся считать, вынувъ часы и смотря на секундную стрлку. Мужъ стоялъ тутъ же и какъ-то слезливо моргалъ глазами. — Не опасно? спросилъ онъ. — Въ настоящую минуту нтъ опасности, отвчалъ докторъ. — Только упадокъ силъ. Но вотъ я сейчасъ пропишу кое-что и мы поправимъ дло. Не скрою, однако, что если бы не послали за мной сейчасъ же, то ночью могло бы разыграться что-нибудь худшее. Пульсъ у васъ не такъ дуренъ, ваше превосходительство. — Я чувствую слабость, докторъ. — Это совершенью понятно: приступъ нервовъ былъ слишкомъ великъ. — Я думаю, я ужасно блдна. — Да… Есть тотъ грхъ, но вдь близна и нжный цвтъ присущи вашему лицу. На устахъ мадамъ Человковой показалась улыбка. — Я попросилъ бы васъ снять корсетъ… Мн нужно выслушать вашу грудь. — Сейчасъ… Петръ Иванычъ! Уйдите же! Что вы тутъ торчите! Мужъ согнулся въ три погибели и вышелъ изъ будуара. Докторъ досталъ стетоскопъ и перкуторный молотокъ. — Больно? Не больно? спрашивалъ онъ мадамъ Человкову, постукивая и выслушивая ея грудь. — Потрудитесь сдлать вздохъ… Глубже, глубже… Еще разъ… Повторите… раздавался его голосъ. Аудіенція длилась боле четверти часа. Мужъ и горничная въ будуаръ допущены не были. Наконецъ докторъ вышелъ изъ будуара. Тихо передвигая ногами, тащилась за нимъ мадамъ Человкова. — Ну, что? спросилъ Человковъ. — Въ частности ничего, но вообще не хорошо. Надо лчиться. На сегодня я пропишу микстуру, а завтра утромъ заду и посмотрю. Онъ слъ къ столу писать рецептъ, взялъ перо и задумался. Наконецъ, обмакнувъ перо, онъ началъ писать рецептъ, остановился и тотчасъ же разорвалъ написанное. Черезъ пять минутъ рецептъ былъ написанъ вновь. Докторъ прописалъ: Кремортартаръ, сахаръ, дестиллированную воду, и сказалъ мадамъ Человковой: — Вотъ эту микстурку я попрошу васъ принимать аккуратно черезъ часъ по столовой ложк. Если сердцебіеніе будетъ — положите холодный компрессъ на лвую сторону груди. Онъ поломалъ свои пальцы и прибавилъ: — Я всегда ужасно стсняюсь прописывать лкарство ея превосходительству. Натура ихъ столь нжна, организмъ столь… А нервы, нервы! Боже мой, какіе нервы! Ну, да мы, Богъ дастъ, какъ-нибудь ихъ поправимъ. Онъ всталъ со стула и сталъ прощаться. — Надо лчиться, барыня, не пренебрегайте собой… пробормоталъ онъ, впадая на прощанье въ фамильярный тонъ, и удалился. — Прелесть что за докторъ! сказала ему вслдъ мадамъ Человкова. — И какъ онъ всегда угадываетъ мою натуру! «Статскій генералъ» Человковъ обдалъ одинъ. 1889