Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал». рисунками художника А. И. Лебедева.
Въ прихожей купеческаго дома раздался звонокъ. Маленькіе хозяйскіе ребятишки, выбгающіе на каждый звонокъ въ прихожую, заглянули и на сей разъ въ дверь изъ гостиной въ прихожую и, увидавъ, кто пришелъ, бросились прочь и забгали по комнат, крича:
— Докторъ пріхалъ! Семенъ Иванычъ пріхалъ!
Глава семейства, хозяинъ дома Акинфъ Васильичъ, спалъ у себя въ кабинет крпкимъ послобденнымъ сномъ. Жена принялась его будить.
— Вставай! Семенъ Иванычъ пріхалъ. Нехорошо… Надо же доктора встртить.
— Докторъ? переспросилъ хозяинъ, вставая съ дивана и потягиваясь. — Вели откупорить бутылку мадеры.
Докторъ между тмъ уже сидлъ въ гостиной на кресл, подзывалъ къ себ нсколько пятящихся отъ него ребятишекъ и говорилъ:
— Ну, подходите сюда. Показывайте ваши языки. Не хотите? Упрямитесь? А я гостинца вамъ принесъ.
Онъ досталъ изъ кармана коробочку съ ячменными леденцами отъ кашля и открылъ у ней крышку. Докторъ былъ пожилой человкъ съ просдью въ волосахъ, съ крупнымъ красноватымъ носомъ луковицей на гладкобритомъ лиц, обрамленномъ маленькими чиновничьими бакенбардами, идущими отъ висковъ, и въ вицмундирномъ фрак.
Дти, завидя гостинцы, подошли къ доктору и стали показывать поочередно языки. Докторъ совалъ имъ за это въ ротъ по конфетин. Вошли хозяинъ и хозяйка. Хозяинъ позвывалъ.
— Акинфъ Василъичъ, добраго здоровья! проговорилъ докторъ, поднимаясь съ мста. — Спали?
— Да… немножко посл обда… По православному обычаю…
— Какое немножко! Часа два съ половиной спитъ посл обда, заговорила хозяйка. — Я ужь и то говорю, что при его толщин…
— Да разв вредно это, Семенъ Иванычъ, чтобъ спать? Вдь день-то деньской бродишь, бродишь…
— А вы сколько ужь лтъ спите посл обда?
— Да лтъ пятнадцать…
— И ничего не чувствуете?
— Ничего… Все слава Богу…
— Ну, такъ и продолжайте спать, если нравится. Я самъ сплю съ часикъ.
— Думаю, что не вредно. Вотъ разв рука у меня по ночамъ ломитъ… То-есть, не то чтобы ломитъ, а какъ-то вздрагиваетъ и словно кто ее нажимаетъ, началъ хозяинъ.
— Вотъ, вотъ… Я ужь и то ему муравьинымъ спиртомъ натирала.
— Это, должно быть, надуло вамъ, а не отъ послобденнаго сна, отвчалъ докторъ. — Покажите языкъ? Языкъ хорошъ.
— Вотъ тоже стъ много, и все жирное, продолжала хозяйка.
— Да вдь я съ водкой… отвчалъ хозяинъ.
— И водіій много пьетъ. До обда ходитъ изъ лавки по трактирамъ и рюмки три-четыре пьетъ, да дома рюмки три выпьетъ.
Докторъ взялъ хозяина за пульсъ, пошамкалъ губами и сказалъ:
— Ничего. Я самъ пью… Пульсъ хорошъ.
— Такъ пить три рюмки-то не вредно?
— Пейте. Вашъ организмъ уже привыкъ. А только вотъ я вамъ дамъ пакетикъ изъ травъ для настоя. Прелестный настой. Я всегда его и самъ пью. Нарочно захалъ, чтобы вамъ передать.
Докторъ ползъ въ карманъ фрака и досталъ пакетикъ.
— Очень вамъ благодаренъ, Семенъ Иванычъ, проговорилъ хозяинъ. — Ну, а насчетъ руки-то? Мазать муравьинымъ спиртомъ?
— Можете, это хорошо. Я самъ всегда муравьинымъ спиртомъ…
— Въ бан, на полк, я думаю, еще лучше?
— Въ бан прелестно. Такъ вотъ велите настоять этими травами водку. Тутъ аккуратъ на четверть.
— Это, Семенъ Иванычъ, крпительная или слабительная?
— Больше крпительная, чмъ слабительная. Впрочемъ, настой этотъ вообще урегулировываетъ желудокъ. Я вамъ, пожалуй, дамъ и пакетикъ слабительнаго настоя.
Докторъ ползъ въ карманъ, досталъ пакетикъ, посмотрлъ на надпись и сказалъ:
— Вотъ это будетъ слабительный настой. То-есть, не то чтобы онъ былъ слабительный, а скорй кровоочистительный. Вы вотъ что длайте… Вы пейте поперемнно… Первую рюмку того настоя, а вторую этого. Я самъ такъ длаю,
— А третью рюмку можно пополамъ того и другого?
— Можно.
— Очень вамъ благодаренъ, Семенъ Иванычъ. А то, знаете, безъ лкарства въ дом даже и нельзя. Сколько я вамъ долженъ, Семенъ Иванычъ, за эти настои?
— О, пустяки! Вздоръ… Сочтемся. На овс сочтемся. Я тамъ у васъ въ лабаз овесъ забираю и разныя разности для дома.
— Да, да…
— Ну, такъ вотъ… Я годъ у васъ забираю и годъ у васъ лчу, а потомъ сочтемся.
— Очень пріятно… Это для насъ даже лучше. Мадерцы, Семенъ Иванычъ, не хотите ли?
— Пожалуй… Мадера такой напитокъ, что ее всегда можно…
Въ дверяхъ показалась горничная съ бутылкой мадеры и съ рюмками.
— Ну, а ваше здоровье какъ, сударыня? спросилъ докторъ хозяйку.