— А ты покарауль собаку. Пусть она въ телг останется. Я боюсь взять ее съ собой. Какъ-бы она не вскочила тамъ на буфетную стойку да не сожрала что-нибудь.

Въ кабак толпились мужики. Были прозжіе, были и мстные. Тутъ-же присутствовалъ и кривой мужикъ, продавшій вчера Петру Михайлычу форель и потомъ бражничавшій съ нимъ. Онъ былъ пьянъ.

— Петръ Михайлычъ! Создатель! Словно солнце засіяло, когда вы вошли! — воскликнулъ онъ. — А я изъ-за васъ, ваша честь, сегодня гуляю, потому такъ какъ вы меня вчера попотчивали, а человкъ слабъ. Бабій платокъ, ваша честь, пропиваю, право слово. Денегъ нтъ, за деньгами я къ вамъ сегодня утречкомъ являлся, чтобы за вчерашнюю рыбу получить, а вы изволили сказать: «приходи потомъ».

— На деньги. Подавись.

Петръ Михайлычъ расплатился за рыбу.

— Вотъ за это спасибо! Вотъ благодаримъ покорно! — воскликнулъ мужикъ. — А теперь ужъ будьте, ваша честь, благородны и опохмелите меня стаканчикомъ… Дозвольте вашу милость съ здоровьемъ поздравить. Сами вы виноваты, что спутали меня вчера, такъ ужъ должны-же вы…

— Ну, налейте ему стаканъ!

Лзъ въ кабакъ и мужикъ Степанъ.

— Дозвольте, Петръ Михайлычъ, стаканчикомъ поруководствоваться, — заговорилъ онъ. — Ей-ей, поправка нужна. Цлый день я изъ-за вашей милости вчера прогулялъ. Отойти невозможно отъ васъ, потому жду, что вотъ-вотъ подете…

— Еще стаканъ! — скомандовалъ Петръ Михаилычъ.

Мужики пили, сплевывали длинной слюной и обтирались полами.

— А вы, господа, пожалуйте на чистую половину. У насъ есть чистая половина на отличку для господъ, — приглашалъ кабатчикъ охотниковъ.

— Нтъ, нтъ… — отвчалъ Василій Тихонычъ. — Мы захали только въ посуд водки съ собой взять, чтобъ на охот при себ было. Да дайте намъ десятокъ яицъ въ крутую.

— Вася! Да выпьемъ здсь по рюмк, - шепнулъ Петръ Михайлычъ Василію Тихонычу. — Ежели я теперь малость поправлюсь — ей-ей, я сейчасъ человкомъ стану.

— Да вдь перекалишь и на охоту не попадешь. Лучше ужъ тамъ выпьемъ.

— Тамъ особь статья, а здсь по одной… Только по одной.

Выпили и закусили кусочками рубца, лежавшаго на стойк. Кабатчикъ налилъ охотникамъ въ дв фляги водки, снабдилъ яйцами и хлбомъ и они начали уходить изъ кабака.

— Ваша милость! Утромбуйте меня вторымъ стаканчикомъ, чтобы не хромать! Вдь изъ-за васъ сегодня загулялъ! — кричалъ имъ вслдъ кривой мужикъ, но они не оборачивались.

Опять въ телг. Опять похали.

— Ну, что? Какъ твое брюхо? — спрашивалъ Василій Тихонычъ Петра Михайлыча.

Лучше. Колетъ-то колетъ отъ тряски, но ужъ куда меньше. Рюмка поправки великое дло! Оттого я и мужикамъ въ поправк не отказываю, что самъ понимаю, какъ это пользительно.

— Погоняй, Степанъ! Погоняй!.

Телга заскакала по дорог. Петръ Михайлычъ опять схватился за животъ. Свернули въ сторону и потянулись по берегу рчки. У дороги показалась опушка лса, съ другой стороны но прежнему шла извилиной рка.

— Стой! Стой! Утка! — кричалъ Василій Тихонычъ, указывая на рку. — Надо сейчасъ Діану попробовать. Гд ружье? Вынимай изъ чехла ружье! сказалъ онъ егерю.

— Позвольте, Василій Тихонычъ. Да это домашняя утка. Это сторожихинъ селезень, — отвчалъ егерь.

— Ну, что ты врешь! Дикая.

— Ахъ, ты, Боже мой! Да разв не видите, что у него павлиній отливъ на голов. Домашній селезень.

— Такъ и есть селезень. Но вдь Діанку-то, я думаю, можно и на домашнемъ селезн попробовать, а сторожих за него заплотимъ. Когда еще тутъ дикихъ-то утокъ дождешься! Давай, я выстрлю.

— Оставьте. Безпокойная баба эта сторожиха. Еще привяжется, подниметъ скандалъ. Вотъ ихъ сторожка стоитъ. Тутъ они съ мужемъ и караулятъ лсъ. Бросьте. Теперь мы на куропатокъ демъ, а посл куропатокъ я васъ на такихъ дикихъ утокъ наведу, что однимъ выстрломъ по три. штуки укладывать будете.

— Эхъ, селезень-то какъ на вод прелестно сидитъ! Хлопъ — и на мст. Жалко. Пошелъ, Степанъ!

Опять похали. Дорога отклонилась отъ рки. Показался лсъ и направо. Телга прыгала по корнямъ, стелящимся по дорог. Петръ Михайлычъ, кряхтлъ и держался за животъ.

— Скоро привалъ? — спрашивалъ онъ егеря.

— Да какой-же, ваша милость, привалъ, ежели еще и по лсу не побродили.

— Нтъ, я спрашиваю, долго-ли еще намъ на телг-то хать?

— До Антроповой караулки. Какъ караулка Антропа покажется — тутъ ужъ надо влво брать и прозда нтъ. Степана мы у караулки оставимъ, а сами въ лсъ пшкомъ пойдемъ.

— Да вдь это еще версты дв будетъ.

— Ну, дв не дв, а полторы пожалуй…

— Трясетъ ужъ очень. Василій Тихонычъ, сдлаемъ привалъ и съдимъ по яичку. И мсто-то какое здсь приглядное! Вонъ и бугорокъ, вонъ и пенекъ. Словно нарочно для привала.