— На какое дло? — улыбнулся генералъ.

— Да вдь вы знаете, ваше превосходительство, зачмъ я пришелъ, — отвчалъ Куцынъ.

— Ахъ, да… Но долженъ вамъ сказать, молодой человкъ, что теперь, когда я васъ увидалъ, я вижу, что вы не вполн пригодны на такое дло.

— Отчего-же, ваше превосходительство?

— Молоды.

— За то удалъ, ваше превосходительство. Охъ какой онъ удалой! — вставила свое слово тетка.

— Вотъ этого-то я и боюсь. Это-то и неудобно, — отвчалъ генералъ.

— Но нравъ у него тихій, покладистый… Овца можно сказать.

— Позвольте, тетенька. Не вмшивайтесь. Дайте мн разговаривать съ генераломъ, — остановилъ тетку Куцынъ и сказалъ генералу:- При чемъ-же тутъ молодость, ваше превосходительство?

— Хе-хе-хе… — разсмялся генералъ. — Причемъ тутъ молодость. Какъ при чемъ! А когда-же Агничка можетъ разсчитывать быть вдовой при вашей молодости? Вы вдь Аридовы вки прожить можете.

— Ахъ, вотъ что! Но зачмъ-же ей быть вдовой, ваше превосходительство? — спросилъ Куцынъ.

— Не ломайте изъ себя дурака! Не люблю я этого! — строго сказалъ генералъ и пыхнулъ большимъ клубомъ дыма. — Терпть не могу, кто притворяется. Говорите на чистоту.

Вошла Агничка.

— Въ столовой все готово, папка. Пойдемте, — сказала она. — Мадеру и пастилу съ апельсинами двушка туда перенесетъ,

Вс, перешли въ столовую, Дарья Максимовна тотчасъ-же толкнула Куцына въ бокъ, указала на дубовый буфетъ и проговорила:

— Вотъ они крокодилы-то эти самые на дверяхъ буфета висятъ, о которыхъ я теб сказывала.

— Ну, ихъ! — разочарованно пробормоталъ Куцынъ. — Ничего это до меня теперь, какъ оказывается, относиться не будетъ. Про все вы мн наврали, тетенька. Три тысячи… голубой будуаръ — и все это прахомъ… все это одна мечта.

— Прошу, господа, садиться кому гд любо… — приглашала Агничка. — Генералъ сядетъ около меня, а я у самовара буду чай разливать. Вотъ генералу графинчикъ съ финь-шампанемъ, вотъ пепельница.

Вс услись. Дарья Максимовна, свшая рядомъ съ Куцынымъ, опять кивнула ему на чайникъ, стоявшій на самовар, и шепотомъ замтила:

— Смотри, чайникъ-то серебряный.

— Ахъ, оставьте пожалуйста! Ну, что мн теперь до чайника! — уныло произнесъ Куцынъ, вынулъ изъ кармана папироску, привсталъ и почтительно спросилъ генерала:

— Дозволите закурить, ваше превосходительство?

Генералъ отвтилъ не вдругъ. Онъ нахмурился, сдлалъ нкоторую паузу и сказалъ:

— Ну, кури… что съ тобой длать!

Вс приняли по стакану чаю. Генералъ подлилъ себ къ чаю коньяку.

— Такъ вотъ, Анемподистъ Валерьянычъ, — начала Агничка, кивая на Куцына:- Я говорила имъ насчетъ тысячи рублей, но они не согласны.

— И очень глупъ, что не согласенъ, — отвчалъ генералъ. — Дороже онъ не годится. Молодъ.

— Здсь недоразумніе, ваше превосходительство, — отвчалъ Куцынъ. — Мн объявили, что три тысячи приданаго, иначе-бы я не пришелъ. Да и три-то тысячи мало. И шелъ я сюда, чтобы поторговаться.

— А торговаться станешь, такъ я и на тысячу не соглашусь. Многаго хочешь. Слишкоъ о себ возмечталъ. Выше головы возмечталъ. Да… — заговорилъ генералъ. — У меня за три-то тысячи есть вдовый старичекъ, весь въ ревматизмахъ, почти разслабленный. А ты молокососъ и здоровъ, какъ быкъ.

Генералъ говорилъ Куцыну ужъ «ты».

— Главнымъ образомъ, Василій Ермолаичъ, вы должны на протекцію разсчитывать, — начала Агничка:- Анемподистъ Валерьянычъ васъ на хорошее мсто поставитъ… и вообще не оставитъ.

— Ахъ, Агнія Васильевна, голубушка! — сказалъ Куцынъ. — Да вдь на хорошемъ-то мст я уже ни на комъ другомъ жениться не могу, потому что буду женатъ, стало быть ужъ и другого приданаго мн взять будетъ нельзя. Что съ васъ взялъ, тмъ и буду сытъ.

— Смотрите, какъ разсуждаетъ! — прищелкнулъ языкомъ генералъ. — Торговать собой разсчитываетъ, какъ товаромъ. Ну, не развратъ это, спрашивается? Спрашивается, не растленіе это нравовъ? А еще молодой человкъ! Вотъ она ныншняя-то молодежь!

— Да вдь одинъ разъ живешь, ваше превосходительство. Вдь хочется и семейнымъ домкомъ пожить, — сказалъ Куцынъ. — А если вы, какъ мн сейчасъ объявили, посл внца для Агніи Васильевны паспортъ отберете, то вдь вы меня на бобыльство обрекаете.

— Охъ, какой ты разсчетливый! Весь на разсчет, - покачалъ головой генералъ, кивнувъ на графинчикъ съ коньякомъ, и прибавилъ:- Пей съ коньякомъ-то. Дозволяю.

Куцынъ поблагодарилъ и сталъ подливать къ себ въ стаканъ коньякъ, говоря:

— Я, ваше превосходительство, передъ вами съ открытой душей. Я не хочу хитрить, а говорю какъ есть, какъ чувствую. Вдь надо разсудить и такъ и этакъ, если я на такое дло ршаюсь. Могу я, ваше превосходительство, съ вами говорить откровенно? Вы не обидитесь?