— Богъ. Объ этомъ въ старыхъ книгахъ написано. Онъ проклятый и ему приказано. Чтобъ онъ всю жизнь ползалъ безъ головы, пресмыкался подъ камнемъ и на солнце не взиралъ. А все потому, что онъ Іудино сердце на корысть сосалъ, чтобъ тотъ Іисуса Христа продалъ Іуда Христа продалъ, а Богъ червя проклялъ.

— Это ты не разсказывай. Это враки. Объ этомъ въ священномъ Писаніи нигд не говорится, — наставительно произнесъ батюшка.

— При мн вковухи читали, ваше преподобіе. Конечно, только по старымъ книгамъ. Ихъ книги старыя.

— Это ложная книга какая-нибудь была, какой-нибудь апокрифъ.

— Большая книга, хорошая. Наши эту книгу всегда слушали.

— Ну, такъ я теб скажу, что это измышленіе заблудшагося ума и ты объ этомъ не разсказывай.

— Вотъ вамъ, ваше преподобіе, еще пара червей, а вотъ и еще! — подалъ батюшк мужикъ.

— Ну, теперь довольно. Большое теб спасибо! Ахъ, какая у тебя рука счастливая насчетъ червей, Федоръ. Не даромъ-же ты Феодору Студиту празднуешь.

— Холодный я-съ именинникъ! У насъ по деревн говорятъ: «Какъ на Федора Студита стало холодно сердито!» Прощенье просимъ, ваше преподобіе! — раскланялся мужикъ.

— Прощай. Заходи ко мн завтра по утру. Я теб сигарку подарю. Вдь балуешься?

— Балуюсь-съ. Много вамъ благодаренъ. Зайду-съ. Цигарочки пососать пріятно.

— Мужикъ ушелъ.

Батюшка завернулъ червей въ бумагу и направился къ матушк, восклицая:

— Попадья! А вдь я духомъ-то взыгрался. Вс мрачныя мысли исчезли. Что такое четырерукій ребенокъ съ трубой! Мало-ли какая глупость иногда снится! Я, мать, теперь на карася пойду. Давай шляпу и удочки. А черезъ часъ ставь самоваръ.

Матушка вынесла ему изъ комнаты шляпу и удочки.

— Слышишь, вдь и лихорадка исчезла! — прибавилъ батюшка. То все какъ-бы мурашки по поясниц ходили, а теперь ничего… Даже въ лучшемъ вид и бодрость какая-то въ тл. Ну, прощай! Купи въ лавочк лимону къ чаю, — закончилъ онъ и вышелъ изъ садика за калитку.

— Клевъ на уду

— Благодаримъ покорно. Тоже поудить пришли?

— Да, немножко поудить и помчтать. Прекрасное, сударь, занятіе… Сидишь, смотришь на подлавокъ и думаешь о сует мірской, о бренномъ человческомъ существованіи. Къ философіи пріучаетъ. Вотъ я сижу и философствую. Философія хорошая вещь. Когда-то даже учился.

— Ловится-ли что-нибудь?

— Да вонъ у меня въ ведерк ужъ тснота, а всего съ часъ мста половилъ.

— Невдалек отъ васъ приссть можно? Не обидетесь?

— Сдлайте одолженіе… Вдвоемъ даже и занятне. А здсь клюетъ хорошо… Даже и на троихъ хватитъ.

Ново-пришедшій былъ молодой человкъ въ коломянковомъ пальто, высокихъ сапогахъ и въ черной поярковой шляп съ широкими полями. Тотъ, къ которому онъ подошелъ, былъ старикъ съ рдкой сдой бородкой, съ сдыми длинными волосами и съ нависшими бровями. Онъ сидлъ безъ сюртука, въ одной жилетк, изъ проймъ которой выглядывали розовые, полинявшіе рукава ситцевой рубахи. Голова его была прикрыта засаленнымъ картузомъ съ толстымъ наваченнымъ дномъ.

Молодой человкъ началъ развязывать удочки.

— Что ловится-то? — спросилъ онъ старика.

— Да вотъ давеча даже жида-ростовщика поймалъ. Два крючка онъ у меня скусилъ, а на третьемъ — нтъ, шалишь, вытянулъ его, голубчика. Небольшой жидъ, правда, а все-таки фунта три вса будетъ.

— Кого-же вы это жидомъ-то называете?

Старикъ улыбнулся и отвчалъ:

— Щуку. Тутъ у насъ учитель удитъ изъ села, такъ онъ щуку жидомъ-ростовщикомъ прозвалъ. Сегодня поджидалъ его, думалъ, что придетъ поудить, да нтъ, не пришелъ что-то. Веселый. Съ нимъ любопытно удить. У него всей рыбьей пород названія дадены. Донныя-то закиньте подальше. У васъ съ колокольчикомъ?

— Съ колокольчикомъ.

— Да-съ… Щука — это жидъ-ростовщикъ.

— Ну, а окунь? — спросилъ молодой человкъ;

— Окунь — мужикъ, простой мужикъ, — отвчалъ старикъ.

— Почему-же мужикъ?

— А оттого, что куда его не кинь, везд жить будетъ. Выносливая рыба. Онъ и въ глубин живетъ, онъ и въ мелкой вод. Поросла травой рченка — онъ и въ трав, бойкій ручеекъ по камушкамъ бжитъ — окунь и промежъ камушковъ. Чешуйку пооботретъ, а живетъ. Кинь въ прудъ тинистый — и тамъ жить будетъ. Ему и тина ничего. Онъ и тину вынесетъ. Точь въ точь мужикъ. Вдь русскаго мужика куда ни приспособь — онъ везд выживетъ. Какую хошь ему тяжелую жизнь придумай — все равно вынесетъ.

— Удачное сравненіе! — улыбнулся молодой человкъ.

— У васъ клюетъ. Смотрите… Что? Скусила червя? Э, батюшка, плохой-же вы рыбарь.

— Ну, а ершъ какъ называется?

— Самого себя онъ ершомъ называетъ. «Это, говоритъ, я самъ и моя собратія».

— Это учитель-то?

— Да, учитель.

— Ну, не похожи народные учители на ершей. Какіе-же это ерши!

— Онъ-то похожъ. Онъ у насъ бойкій. Онъ супротивъ всякаго ощетинивается.

— Ну, ощетинивается, пока на него не налетятъ.