— Теб-то самому пришлось-ли на удочку лосося словить? — спросилъ молодой человкъ.

— Когда на Нев на кирпичномъ завод въ порядовщикахъ существовалъ, то трафилось разъ лососочка въ четыре фунта вытащить, — отвчалъ Миней. — Сига вотъ на удочку ни разу не трафилось. Кажись, нтъ и рыбы хитре, какъ сигъ. Онъ ни въ жизнь на удочку не пойдетъ. Онъ только въ неводъ да и то всегда съ товарищами, а одинъ ни въ жизнь…

— Смотри, клюетъ.

— Вижу. Пущай заберетъ маленько подальше въ глотку, пущай…

Миней вытащилъ удочку. Надъ водой сверкнулъ краснымъ перомъ большой окунь.

— Вотъ видите, — сказалъ Миней. — Не ловится, не ловится, а эво какого матераго окуня вытащилъ. Это все въ счетъ… Все семь въ уху на завтра. А такъ зря-то бы сидлъ у калитки, такъ какая польза? А тутъ все-таки окунь. Нтъ, оно ловится или не ловится, а коли ты настоящій рыбакъ, ты все равно сиди съ удочками. Убытку не будетъ, — закончилъ онъ.

Молодой человкъ началъ жаться.

— Хоть и теплая ночь, однако холодно все-таки на рк-то въ одной рубах, - проговорилъ онъ.

— Еще-бы. До Святаго Духа не снимай кожуха, говоритъ пословица, — отвчалъ Миней.

— Есть и прибавленіе къ ней — да и по Святомъ Дух ходи въ томъ же кожух, - добавилъ молодой человкъ и сталъ уходить съ рки въ калитку палисадника.

Утро было прекрасное, тихое. По небу гуляли молочныя облачка, но не затняли солнце и оно свтило ласково, привтливо. Рка еле рябила. На берегу гоготали гуси, пощипывая травку, въ кустахъ чирикали какія-то птички. Миней, заводскій сторожъ, хлопоталъ около лодки, вытаскивая ее носомъ на берегъ. Около него стояло ведро и въ немъ что-то плескалось. За калитку заводскаго палисадника вышелъ молодой человкъ съ еле пробивающейся бородкой, въ сромъ дешевенькомъ пиджачк, въ русскихъ сапогахъ съ высокими голенищами и въ студенческой фуражк съ синимъ околышкомъ. Миней взглянулъ на него, досадливо прищелкнулъ языкомъ и покачалъ головой.

— Прозвали мы, совсмъ прозвали… — сказалъ онъ. — Я говорилъ, что за недлю до Троицы и недлю посл Троицы нужно ихъ караулить.

Молодой человкъ недоумвалъ.

— Эхъ! Вотъ незадача-то! Второе лто прозвываемъ, — продолжалъ Миней.

— Да что такое? — спросилъ молодой человкъ.

— Лещи прошли. Сегодня ночью вверхъ по рк прошли.

— А ты почемъ знаешь?

— Да вонъ три штуки въ ведр плещутся. Сейчасъ изъ мережи вытащилъ. Еще хорошо, что хоть мережу-то вчера на ночь догадался поставить. Эхъ, надо-бы неводомъ… Должно быть, на зар шли. Неводомъ объ эту пору половить-бы, такъ уйму лещей вытащили-бы, ежели-бы на табунъ ихній напасть. Ужъ ежели въ мережку три штуки, то что-же-бы это было при невод-то!.. Весь свой садокъ мы рыбой-бы заполонили. И вашей милости чудесно было-бы кушать, да и я-то-бы себ насолилъ кадку. Да что кадку! Тутъ три кадки, четыре кадки, ежели-бы на стадо напали. Вдь они стадомъ идутъ. Вотъ незадача-то!

— Да чмъ-же незадача-то! Ну, сегодня ночью половимъ лещей, ежели ужъ они показались, — сказалъ молодой человкъ.

— Половимъ! Сегодня ночью половимъ! Ищи втра въ пол! Теперь ужъ они подъ Кузьмичевой дачей въ Кривомъ Колн объ камни трутся и икру мечутъ. А все Петька и Васька. Я говорилъ имъ третьяго дня: «давайте, говорю, ребята, теперь ночи не спать, лещей караулить». «Нтъ, говоритъ, намъ утромъ работать надо. Ты, говоритъ, сторожъ и днемъ-то отоспишься, такъ теб съ полгоря ночь не спать, а мы народъ рабочій». Охъ, ужъ эти фабричные! Пропьянствовать ночь — это сдлайте одолженіе, а чтобъ охотой заняться — сейчасъ: «мн на утро работать надо».

Миней былъ совсмъ обезкураженъ. Поднявшись съ ведромъ на берегъ и поставивъ его къ сторонк, онъ сталъ выжимать мокрый передникъ.

— Хуже фабричнаго народа и нтъ, сударь. Ничто имъ не интересно, — опять обратился онъ къ молодому человку. — Позови въ кабакъ — въ лучшемъ вид, а на рыбную ловлю — на это ихъ нтъ. Никакая охота имъ не любопытна. «Я, говоритъ, на хозяйскихъ харчахъ. На кой лядъ мн лещъ!» А одному мн какъ неводъ закидывать? Одинъ неводомъ не ловецъ.

— Да ты-бы мн сказалъ, такъ я съ тобой половилъ-бы.

— Да вдь и двое съ неводомъ ничего не подлаемъ. Одинъ въ лодк загребаетъ, другой неводъ кидаетъ, а кому-же конецъ-то веревки отъ невода на берегу держать. Неводовая ловля самое послднее дло три человка? Да и трехъ-то мало. Все ужъ четыре человка къ четыремъ концамъ требуется, чтобы неводъ вытянуть. Вы посмотрите, лещи-то какіе въ ведр. Вдь это все икрянники.

Молодой человкъ заглянулъ. Въ ведр, на половину налитомъ водой, головами внизъ были опущены три большихъ леща, плескали плавательными перьями и бились о стнки ведра хвостами.

— Рябинники ужъ это. Послдніе. Калинниковъ мы тоже прозвали, — продолжалъ Миней. — Первые идутъ, когда калина зацвтетъ, а вторые на рябину, когда рябиновый цвтъ. Конецъ теперь. Погибло дло.

— Да отчего-же конецъ-то? — допытывался молодой человкъ. — Вдь ужъ лещи зашли въ нашу рку, значитъ они тутъ въ рк. Самъ-же ты говорилъ, что теперь они въ Кривомъ Колн. Ну, сегодня вечеромъ подемъ съ неводомъ въ Кривое Колно.

— Да нешто въ Кривомъ Колн ловить можно! Вдь тамъ камни, тамъ плита кочевряжинами на дн-то лежитъ. Закинь-ка тамъ, такъ и неводу поклонишься. Такъ на дн и оставишь его. Въ третьемъ году нашъ мировой тоже сунулся — большой охотникъ онъ до рыбы — да и вернулся домой безъ невода. Весь неводъ съ мотней на дн оставилъ и только веревки привезъ. А вдь неводъ-то сорокъ цлковыхъ. Лещей только и ловить, пока они мимо насъ вверхъ проходятъ. У насъ мсто гладкое, у насъ засоровъ нтъ. Э-эхъ! — снова крикнулъ Миней, досадливо почесывая затылокъ, и прибавилъ:- Да, трутся теперь о камни, трутся безъ пользы людямъ. Поди, достань ихъ теперь изъ каменьевъ-то! Ну! Петька съ Васькой, припомню я вамъ это. Черезъ васъ прозвалъ, прямо черезъ васъ.