Шрифт:
— Доброе утро, студенты. Сегодня у нас будет необычное занятие. Вторая и третья группа, прошу за мной, остальные остаются с вашим учителем на сегодня. Станислав Диреев, прошу любить и жаловать.
На слове «любить» Игнат почему-то посмотрел на меня, а я нахмурилась.
— Он вам все объяснит.
С этими словами мужчина удалился, уводя за собой оборотней, вампиров и инкубов. А мы, обычные люди, остались внимать нашему новому «мучителю». И что за подлянку они нам придумали на этот раз?
Когда Диреев заговорил о том, что мы не способны противостоять физической силе и подчиняющим заклятьям, я поняла, что все дело во мне, точнее во вчерашнем происшествии с Егором. Многие скептически отреагировали на его слова, особенно парни и с громким хмыканьем поспешили свои мысли озвучить.
Диреев же никогда в словесные перепалки не вступает, предпочитает показывать все на наглядном, так сказать, примере. Вот и сейчас он от собственных правил отступать не стал.
— Хорошо, раз вы думаете, что способны сопротивляться, я не стану вас задерживать. Пройдете проверку, можете быть свободны.
И первым он выбрал Эрика. А тот, со всей присущей ему самоуверенностью провалился на первой же минуте. Они встали друг напротив друга, Диреев посмотрел в глаза парню, и того парализовало. Как меня вчера.
Проняло всех, а мальчишки вообще резко посерьезнели.
— Сегодня мы будем учиться этому противостоять. Студентка Панина подойдите.
У меня аж сердце подпрыгнуло, когда он обратился ко мне. От радости и страха. Нет, я знала, что сердце у меня глупое, но чтобы настолько. Я же обещала себе, что буду стараться держать себя в руках. И что теперь? Он позвал, а я готова бежать со всех ног на зов, идиотка.
— Уровень внушения зависит от того, насколько защищен ваш разум. Если слабо, то вы станете легкой добычей, если же разум и воля работают вместе, подкрепляя это капелькой магии, то вас невозможно будет сломить, никому. Все это он говорил студентам, но при этом смотрел на меня, так завораживающе, что я без всякого внушения готова была ему подчиниться.
— Если вы не уверены в себе, думаете, что противник превосходит, старайтесь не смотреть ему в глаза. Для внушения нужен зрительный или тактильный контакт. Как сейчас.
Он жестом приказал мне остановиться.
— Это проще, чем кажется. Достаточно мысленно поставить заслон на свой разум, контролировать эмоции и все получится.
Да, для него проще. Он мастерски умеет это делать, а я вся состою из эмоций, из чувств и противоречий. Вот сейчас я и хочу, и не хочу здесь быть одновременно, мне больно от его столь близкого присутствия, и в то же время одна возможность вдыхать его запах, слышать голос, почти прикасаться, наполняет сердце радостью и жаждой чего-то большего. Черт, мне кажется, я никогда еще его так не любила, настолько сильно, что даже насмотреться не можешь, и пытаешься спрятать все эти эмоции, в самую глубину сердца, но не получается, никак не получается. И вместо того, чтобы опустить взгляд, я как глупая влюбленная школьница продолжаю смотреть на объект своего обожания.
Он заметил, что я на него пялюсь, не мог не заметить, подошел, аккуратно коснулся предплечий, сделал вид, что ставит меня туда, куда ему нужно, а сам вдруг наклонился и строго прошептал:
— Прекрати это.
Я хотела отшатнуться от обиды, от того, что он все про меня понял, от того, что ему моя любовь и даром не нужна, возможно, даже неприятна, а я ничего не могу с собой поделать, и плакать хочется от разочарования. Если бы он не удерживал, ушла бы, а так, осталась стоять напротив него.
— Вы должны почувствовать этот момент, когда все начинается, когда чужая воля начинает проникать в ваше сознание, чтобы защитить его.
Я ничего не почувствовала, наверное, потому, что была слишком погружена в себя в этот момент. Так что на площадке стояло теперь два соляных столба, бессильных что-либо сделать. Конечно, меня он освободил через секунду, недовольно поджал губы и снова строго проговорил, как и подобает учителю:
— Вы должны сосредоточиться.
— Вряд ли, когда на тебя нападают, ты можешь сосредоточиться, — не удержалась и съязвила я.
— Тогда вы всегда будете жертвой. Вы хотите ею быть?
Он умеет это делать как никто — злить. Я помню, что когда-то он спрашивал уже об этом, тогда я тоже злилась, на то, что прав, на то, что лезет не в свое дело, на то, что кажется, знает меня лучше меня самой. А сейчас это была другая злость, ненормальная какая-то. Я злилась, что он так далек от меня, кажется, что на тысячу световых лет, хотя на самом деле нас разделяет какой-то несчастный метр расстояния. Я злилась, что не нужна ему, что не могу сделать эти злосчастные шаги не унизив себя еще больше, я злилась на то, что он меня приручил и бросил одну в темноте, но больше я злилась на себя за эти мысли.