Вспомнив о кофе, он вспомнил о той, которая так вкусно его готовит, и его потянуло в кухню. Он представил, что она сейчас там, стоит у плиты, склонив белоснежную взлохмаченную голову... Он быстро оделся и вышел из комнаты.

В ванной настроение стало быстро улучшаться — сад стоял, протянув к солнцу тяжелые ветки! Глядя на него, Иван вздохнул веселее. Колдовские флюиды, щедро источаемые этой комнатой, этим домом и этим городом, будили в нем что-то, давно забытое или подавленное, радостное и страшное... Что-то, что вселяло в душу веселую, отчаянную решимость сделать эти две недели, как минимум, абсолютно не скучными для себя и, как максимум, наконец положащими предел Мишкиной затяжной хандре.

Вот удача — Варвара действительно была на кухне!

Она, правда, не стояла у плиты — сидела на табуретке, скрестив вытянутые стройные ноги и опираясь спиной о стену. И задумчиво ела персик, механически слизывая текущий по подбородку густой оранжевый сок.

Ее четкие брови были нахмурены, и весь вид выражал глубокое раздумье.

— Кхе-кхе, — предупреждающе кашлянул он, прислоняясь к дверному косяку. — Привет...

Вежливая девочка изобразила улыбку. «И на том спасибо», — подумал Иван, видя, что помешал ей.

— Как вам спалось? — спросила Варвара, все еще витая мыслями где-то далеко отсюда.

Но при этом не забыла окинуть его заинтересованно-рассеянным взглядом.

— А мы что, на «вы»?

Теперь смущенная улыбка была уже не наигранной.

— М-м... Хочешь чего-нибудь?

— Хочу, — произнес он, с усилием отводя глаза от тонких и гладких щиколоток, беспокойно зашевелившихся под его взглядом.

Она смотрела на него, терпеливо ожидая ответа. Мысленно обозвав себя пошляком, Иван сказал:

— Очень хочу кофе.

Варвара с готовностью отложила персик, тут же растекшийся медовой лужицей на гладкой поверхности стола.

— Я сварю.

Она встала и, смешно растопырив липкие пальцы, пошла к висевшей в углу раковине.

— Спасибо.

На столе лежала газета. Иван сел на табуретку, еще хранившую тепло девичьего тела, и стал шуршать страницами, продолжая украдкой разглядывать Варвару. Обильные вечерние возлияния, похоже, никак не отразились на ней, если не считать некоторой бледности и легкой голубизны под глазами. Впрочем, и то и другое очень шло ей. Сами глаза — светло-зеленые, блестят, будто в них закапали белладонну, в обрамлении темных, еще мокрых после умывания, трогательно слипшихся ресниц; неяркие губы с расплывчатым после сна контуром; детская россыпь крупных веснушек на тонкой переносице.

Обернувшись через плечо, она увидела, что на нее смотрят, и, прекрасно сознавая, что нравится, самодовольно улыбнулась, распираемая внутренним весельем. Как будто и не сидела только что нахмурившись, поглощенная таинственными мыслями.

Тихонько напевая, она насыпала коричневый порошок в почерневшую медную турку, добавила немного сахара, микроскопическое количество соли на кончике ножа и, залив все это холодной водой, поставила на газ. Продолжая напевать, она ожидала появления вожделенной пенки, нетерпеливо помешивала в турке ложечкой, а Иван пользовался случаем, чтобы изучить подробности ее облика. Взору его была доступна очень красивая шея — длинная, но не тонкая, округлая, точно такая, как у древних статуй.

«Ну, разумеется, с этой античной шеей, маленькими ушками и идеальной формой головы ты могла бы позволить себе еще более короткую и экстравагантную прическу...» — так думал Иван, опуская взгляд к нежной голубой венке у нее под коленом.

Все остальное скрывала ее обычная «домашняя» одежда — она была в безразмерной, сильно растянутой футболке поверх коротко обрезанных джинсов и, как всегда, босиком.

Он опять увлекся и не сразу заметил, что она повернула к нему лицо, а когда понял это, было уже поздно — они улыбнулись друг другу, и она чуть не упустила кофе.

Варвара налила ему не самую маленькую чашку, а в турке еще оставалось и на ее долю ароматного блаженства.

Она открыла деревянную дверцу буфета и выставила на стол плетеную тарелку с серым украинским хлебом. Потом взяла свою чашку, отпила глоточек. Он сделал то же самое — скулы сладко свело, и защипало глаза.

«Да неужто настолько хорош был ее кофе?»

Она стояла рядом, пила маленькими быстрыми глотками и, сверху вниз глядя на Ивана, прятала рвущуюся на свободу улыбку.

— Есть хочешь? — наконец спросила Варвара.

— Хочу, — ответил он, отодвигая газету. Н-да, по сравнению со вчерашним вечером они были неразговорчивы. А надо бы наоборот. Для выполнения задуманного у Ивана имелось только две недели, каких-то четырнадцать дней...

Пока он размышлял, она, деловито хлопая дверцей холодильника и еще какими-то дверцами, выставила на стол шикарный завтрак.

Он проголодался за ночь и с трудом сдерживал себя, чтобы не начать пихать в рот все без разбора. А ей явно есть не хотелось.

— Ты уже позавтракала? — удивился он, чтобы начать разговор.