— Не ждал вообще. Да ладно, чего заморачивалась? — рука Стаса проходится по короткому ежику волос, — Пойдем на кухню, что ли? Или, может, в гостиную?

— На кухню, конечно, — говорю сразу же.

Опасаюсь я ходить в разные гостиные. За собой не уследишь там, куда уж за Стасом. А кухня — это кухня. Родная, привычная. На ней как-то не думается о постороннем, в том числе — о сексе. Или думается меньше, чем в гостиной с диваном, или в той светлой комнате с большой кроватью. Все-таки на кухне мало мебели. э-э… горизонтального положения, а столы всегда чем-то заняты.

Стас хочет, по привычке, меня пропустить вперед, но я специально мешкаю около полки с обувью.

— Я подойду, — говорю небрежно, и Стас один уходит на кухню. Натягиваю, как могу, платье на коленки, и скорой трусцой пробегаю весь длинный коридор. На кухне Стас как раз отвернулся к барной стойке, и я ныряю за спасительную поверхность стола, присаживаясь на стул.

Подарок кладу на стол, рядышком с шахматной доской. Амбициозный Стас недавно поменял и доску, и шахматы: по искусной работы деревянной доске теперь вышагивают фигурки из камня. Я долго смеялась над такой рокировкой и позорила Стаса за пижонство. По мне, так нет особой разницы в доске и фигурках, а за последние — эксклюзивные — я даже теперь побаиваюсь (вдруг уроню нечаянно), но Стас старую доску и шахматы так и не вернул, а на насмешки отвечал такими же насмешками.

— Вероничка, поможешь поставить на стол еду? Шахматную доску убери пока, — предлагает Стас, но вставать из-за стола мне смерти подобно.

— Стас, а… можно, я посижу? Устала, набегалась за день. Пожалуйста! — мой голос звучит настолько жалобно, что Стас даже покачивает головой:

— Сиди, конечно. Я поставлю все. Тогда просто отложи доску в сторонку.

— Сейчас, — это мы можем. Убираю доску и оглядываю бутылки и блюда, которые Стас ставит на стол.

Его домработница очень постаралась, чего здесь только нет! Хочу спросить, почему он не пригласил еще людей — еды здесь хватит на целую компанию — но вовремя понимаю, что, скорее всего, Стас не хочет знакомить меня ни с кем из своих друзей и родственников. Это совершенно естественно, так как я ему никем не являюсь, но все равно становится очень грустно.

— Как насчет коньяка в мой День рождения? Нарушим сухой закон, а, дорогая?

— Немножко выпью ради такого случая, — Вероника, совсем немного! Как ты будешь дышать перегаром на Роберта и Марка? Вот дела: уже второй раз повторяется то, что Стас меня спаивает перед встречей с мормоном. Значит, с Робертом мы встретимся, и все будет замечательно, раз это стало традицией.

Ничего страшного: за два часа весь коньяк выветрится. Пару глотков, максимум — еще столько же.

— Стас, садись уже. Давай хоть речь скажу и подарок вручу.

— Речь говорят вообще-то стоя.

— Я посижу.

— Сиди, — Стас не понимает моих маневров, но не спорит.

— Стас…с праздником, — официально произношу я. Готовила речь, но все благополучно забылось, как оказалась на его кухне. А если бы и не забылось, то оказалось не к месту: высокопарные слова как-то не вяжутся со Стасом. Что же, обойдемся простым поздравлением, — счастья тебе, здоровья… денег побольше. Но это даже не главное…большой красивой любви…

— Ты меня прямо как девушку молоденькую поздравляешь, — хмыкает Стас, садясь напротив меня. — Большой красивой любви…слова-то какие! Вероникины, сто процентов. Я тебя обожаю, дорогая. Со всей большой красивой любовью.

— Любовь должна присутствовать у каждого человека. Тем более, у тебя остальное, кажется, уже есть.

— А че, любви нет?

— Не знаю. Ты мне не докладываешь. Подозреваю, что есть, но… Короче, Стас, держи, — протягиваю органайзер Стасу, — как очень деловому человеку — деловой подарок.

— Ну, спасибо…дай, что ли, тебя поцелую, — Стас даже расчувствовался, кажется.

— Позже как-нибудь. Наливай, надо же выпить, — я не алкоголик, вы же знаете. Просто бантики на чулках не дают мне покоя. Одно неверное движение — и неприятная ситуация мне обеспечена. Чертовы чулки, весь вечер портят. Думаю только о них и о будущем конфузе, если Стас их увидит. Блин, Катя, а обычные нельзя было привезти из Амстердама?

— Ты сегодня очень странная, Вероничка. У тебя опять проблемы? — Стас внимательно глядит на меня. Я давно уже не видела в этих серых, как осеннее небо или — еще лучше сравнение! — как холодная сталь ножа — глазах презрения. Стас стал меньше выпендриваться, да и высокомерия у него поубавилось.

Перестань, Вероника. Все ищешь в поведении Стаса какие-то доказательства тщательно скрываемой любви к тебе? В детство не впадай. Такое поведение характерно для пятнадцатилетней девочки. Да и то — не для всякой.

— Нет. Только о тех, в пежо, думаю и волнуюсь.

— Не думай о них. Они к тебе не подойдут.

— В смысле?

— В прямом. Поговорил с кем надо о чем надо. Не имей сто рублей, как говорится. Вопрос закрыли, — Стас подвигает мне салат и наливает в рюмку коньяк, — за праздник, что ли?

— Стас, я…

— Все, я сказал, — жесткая интонация Стаса. Он один умеет так, — Вопрос закрыли не открывая. У меня День рождения. Говорим только об этом. Ну, или о тебе, если хочешь.

Сижу в совершеннейшей прострации. Стас в который раз помогает мне. Значит, не так уж я ему безразлична.