Шрифт:
Но теперь это вдруг стало так дорого Стасу, так близко.
— Извини, Стасон, но здесь ты…м-м… немного накосячил. Если б ты сразу сказал ей..
— Я понял, Димыч. Не надо, — Стас еле сдержался, чтобы не наорать на друга. А тому, видно, это было и надо.
— Стас…вон хоть стенку побей, что ли. Весь серый. Выпей еще. Вот, налил, пей, — Димыч плеснул в граненый стакан водки.
Стас выпил. Закусил огурцом.
— Еще? — не спрашивая разрешения, налил снова. Стас пить не стал, но стакан поставил поближе.
— Бл. дь, я ее…бл. дь! Дим, раньше думал, есть бабы нормальные. Но даже нормальные крутят хвостами на стороне. Бл. дь, ну как так… А, к черту! Пошли они все на х…! — язык заплетался, но мозг не кружила успокоительная легкость.
Димыч мудро не раскрывал рта, лишь подвигая еду и подливая водки в стакан.
— Я не думал, что она…уйдет. Не верил. Все для нее, бл. дь…Все было хорошо, мы за город ко мне съездили. А потом она звонит и говорит, что все. Замуж за мормона выходит…
— А ее случайно не принудили к этому, а, Стас? Может, под дулом…
— Димыч, епт… Сейчас не Чечня. Кто ее принудит? Детский доктор? Да он не знает, как автомат держать, пальчики, бл…дь, то-оненькие… Видал я ее перца. Блядь, я все понимаю…, — Стас хлебнул еще.
— Но по телефону…Ты хоть встреться ней, в глаза посмотри…
— На х. р? Все, Дим, хватит. Пошла она в ж… Пусть будет счастлива со своим ср. ым мормоном, пусть там нарожает мормон…мормонят… Принцесса, мать ее. Стас не подходит, Стас же сволочь…
Пьяный Стас трепался еще около часа. Пытался рассказать Димычу обо всем, но вылетали какие-то однобокие фразы, которые совсем не выражали того, что творилось в дуще Стаса.
Пустота поглощала и затягивала его. Он поверил Веронике, а она, маленькая правильная девочка, нанесла самый болезненный удар, перечеркнув своим поступком…все перечеркнув. Сначала Пуля убил Стасову веру в людей, но у Пули был огромный смягчающий фактор. Стас, хоть и злился и ненавидел бывшего друга за его поступок, оправдать отчасти мог. А Веронике не было оправдания. Шарахалась там, за спиной у Стаса.
Стас ей сам это разрешил и ничего не обещал, не давал гарантий…
Так кто виноват?
— Хотела все семью, детей… Получит по полной эту семью у мормона…
— Ты с ней поговори все-таки, Стасон…
— Бл. дь, Дим! — заорал Стас и стукнул кулаком по столу. Блюдце с огурцами, стоящее на краю, упала на пол и разбилось, но ни Стас, ни Димыч даже не дрогнули от неожиданного звона, — все, не говори мне о ней…не говори…Ну, пусть живет себе и живет. Пусть будет счастлива! Она ж так хотела стать счастливой.
Димыч вздохнул, подпер щеку ладонью.
— Я не стал…не стал ничего говорить ей. То есть только начал… а вишь как все… — слова ничего не значили, да и не было подходящих. Наваливалась тоска — Стас не терпел это чувство, но теперь оно было сильнее его.
И жизнь была сильнее его. Она тысячи раз лишь радостно щелкала Стаса по носу, а теперь забивала огромный кол в его сердце.
Но Стас не утратил самокритичности. Отчасти сам виноват в произошедшем. Не подстраховался. Возомнил о себе, что самый лучший…
А ты — один из многих. И не нужно мнить большего. Пусть в чем-то успешнее и счастливей, но жизнь пишет огромные полотна, и ниточки судеб тянет не только от самых благополучных. И режет капризная художница любую счастливую судьбу на корню…
— Не говори мне, Дим, о ней. Не говори, — твердил Стас, наливая себе водки. Димыч не произносил ни слова.
Глава 30
Дай руку на прощанье,
А слез не будем.
Есть дар — воспоминанье,
Давай его хранить.
Есть детское прозренье
И в нынешней поре.
Есть к миру снисхожденье
В его плохой игре.
Пусть нам разнимет руки
Судьба. Чем спорить с ней,
Докажем, что в разлуке
Объятие сильней.
Несчастен тот, кто плачет.
Гони унынья тень.
Судьба всегда припрячет
Свечу на черный день.
Шарлотта Бронте «Расставание» (в сокращении)
Двадцать восьмого декабря Стас вернулся в город. Он уехал к родителям, решив проветриться в родной столице и встретить с семьей Новый год. Мама с отцом обалдели немного: раньше такого за сыном не водилось.
Стас походил по знакомым с детства улицам, сходил с сестрой в боулинг и парочку хороших клубов. Муть.
Но до Нового года он все-таки в Москве не остался. Потянуло назад, домой.