— Например, откуда это чудо.

— Да так. Старый знакомый.

— Странный у тебя знакомый какой-то. И слова недобрые у него.

— Гнилое слово — от гнилого сердца, — заявляю деланно равнодушно. Русские народные пословицы — чем вам не повод для того, чтобы сменить тему разговора?

Но Стас не собирается менять тему.

— Так что у тебя с ним за дела?

— Никаких дел у меня нет с ним. Он юрист…адвокат…а, черт его знает! Юрист моего бывшего мужа.

— Так, — говорит Стас и устраивается на диване поудобнее, в серых глазах любопытство и заинтересованность. Ага. Всем всегда интересно лезть туда, где болит.

— Что — так? Все уже слышал. Мой бывший в шоколаде. Богат, любим, обласкан судьбой. Папашей стал в третий раз, — сердце истекает кровью. — А я…вот…

Стас внимательно смотрит на меня. Хорошо. Раз вы хотите откровений — так получите.

— Надо сказать, Стас, что раньше моя жизнь была легка и безоблачна… Нет, не так. Ты понял уже, наверное, что бедный человек не может иметь личного адвоката, — Стас кивнул, — Так вот…короче говоря, в жизни мне крупно везло. Поначалу. Мне повезло познакомиться с замечательным управленцем. Уже тогда он очень хорошо зарабатывал. А уж сейчас деньги гребет так, что мама дорогая… Он в политику, кстати, подался недавно, и фамилию ты его знаешь, скорее всего. Блин, совсем по-дурацки говорю…

— Мне все понятно. Рассказывай.

— О чем я? А, да… Но тогда у нас еще мало что было. По теперешним его меркам, разумеется. Квартира большая, вот как твоя. Дом строили за городом. Катер купили, большой такой, белый… Ну, и машина мужа. Мы прожили вместе четыре года. Не ругались никогда, Колька вообще очень добродушный. Приколист такой… хотя не знаю, какой он сейчас. Изменился, наверное. Деньги-то меняют.

— Такой же приколист, как и твой знакомый?

— А Андрейчик был тогда други-им, — тяну слова и загадочно улыбаюсь, — другим, знаешь… Хотя — нет. Всегда таким. Просто раньше я с ним не общалась особенно и не знала его хорошо. А потом Коля стал приглашать его в наш дом все чаще и чаще, — это прошлое для меня всегда было точкой невозврата. О нем я думать себе запретила, как запретила вздыхать и сожалеть. Но сейчас из памяти встают картины…

Я на нашей шикарной кухне, в летнем сарафанчике, и Андрей с Колей пьют текилу. Мне чуть больше двадцати, я наивна и чуть резковата. Вот говорю Коле, чтобы он не пил много, и Андрей неодобрительно косится на меня. А вот наша первая поездка на яхте, Андрей с моей подругой Катей тоже приглашены… А следом — самодовольная ухмылка Андрея, когда я узнаю при разводе, что меня оставили с носом, и больше — ни с чем, и этого уже не изменить…

— А что случилось?

— Ты имеешь в виду, почему расстались?

— Да.

— А ко мне в гости постоянно приходила одна подружка. Катя. Мы с ней очень дружили. Теперь она — его жена.

Стас морщит лоб.

— Что-то не сходится у меня.

Конечно, не сходится.

— Он, что…

— Меня не любил? Да вроде бы любил. Все было хорошо, Стас, понимаешь? До самого последнего дня…или они хорошо скрывались, наверное. Я сначала училась, потом начинала работать в школе, а Коля меня не понимал. Я работала просто так тогда, для души, а не для того, чтобы заработать деньги. Но потом Коля махнул рукой и сказал, мол, делай что хочешь. Я работала…

— И не заметила, как подружка мужа увела?

— Я ничего не знаю про их отношения, — чистейшая правда. Не хотела никогда знать подробности. Они только бы вбили еще один ножик в и так израненное сердце, — до они стали близки, после…Я даже не знаю, что сподвигло мужа развестись со мной, — и это тоже истинная правда. Хотя вот здесь я привираю. Одну из причин я знаю точно.

— Темнишь ты все, Вероничка. Что-то еще было, — Стас откидывается на спинку дивана и пристально смотрит мне в глаза. Молчу. Слишком уж Стас наблюдательный.

— Когда о третьем ребенке этот придурок сказал, ты побледнела сильно. Значит, дело в детях.

— Ты разведпрактику случайно не в гестапо проходил, а? — говорю зло. Стас не обращает внимания на эту реплику.

— Значит, дело в детях…

— В детях, твою мать, только отстань… — финиш. Надо бы заплакать и закончить допрос раньше времени. Мужчины теряются, когда женщина плачет, или злятся. Это бы спасло меня от дальнейших расспросов. Но не могу плакать. Не могу даже с помощью водки. Слез уже нет, осталась только боль. Она напоминает о себе иногда, будто покалывает остренькой иголочкой. Жизнь идет, а она нет-нет да кольнет неожиданно и неприятно.

Если меня спросят товарищ мормоны (а сектанты любят лезть в душу и копаться в твоей жизни, им только подавай), был ли у меня в жизни день, сравнимый с днем распятия Христа, я уверенно отвечу, что был, и даже не посмотрю на их удивленные лица и не услышу испуганных шиканий: «Не богохульствуй!». Я вспомню только один день. Нет, не тот, когда муж бросил мне в лицо, что подготовил все документы для развода. Не тот, когда мои родители, ничего не поняв и не захотев разобраться, почти отреклись от меня из-за этого развода. И не тот, когда я узнала о Коле и Кате. И не тысячи-тысячи других дней. Только один.