Весь день я не расстаюсь с телефоном, играя в «Монополию» с Эсме и Либби. Эсме выбирает себе фишку с цилиндром – ассоциирует его с черно-белыми мюзиклами по телевизору. Либби берет мешок с деньгами. Я – пушку.

Эсме отлично удается избегать клеток с чужой собственностью и выкидывать одно и то же число на обоих кубиках, чтобы выйти из тюрьмы без залога. На ее части поля уже некуда складывать выигранные деньги, и девочка все время перекладывает их, чтобы убедиться, что все на месте.

Когда я попадаю на Бонд-стрит, она, не глядя на карточку, сразу называет размер штрафа. И про остальную свою собственность она тоже все помнит, сколько бы там ни было домов и отелей.

– Ну и оборотистый же домовладелец вышел бы из тебя, Эсме! – говорю я. – Обобрала меня до нитки в моем собственном городе!

– Я и в манчестерскую «Монополию» хорошо играю, – отвечает девочка, жадно складывая деньги в кучку. – Но лондонскую больше люблю. Она как-то гламурнее.

– Что может быть гламурного на Пентонвилл-роуд? Или в «Слоне и замке»?

Эсме берет кубики, подбрасывает в руке:

– На спуске в подземный переход возле «Слона» хорошо было скатываться на роликах. – Она бросает кубик и передвигает цилиндр по полю. – Только там бродяги и пьяницы всегда такие страшные сидели!

Либби бросает на меня многозначительный взгляд.

Звонит телефон. Я вздрагиваю. На экране высвечивается: «Дэйв».

– А, это моя подруга Джилл, – произношу я. – Я лучше в спальне поговорю. Это все про церковную благотворительную распродажу.

Закрываю дверь в спальню, проверяю, не стоит ли кто за ней, и только тогда отвечаю:

– Есть новости?

– А как же! «Сперз» выиграли два – ноль, – говорит таксист. – Чаевые, похоже, весь день будут что надо.

– Отлично, но я спрашивала про вашу сестру.

– Да, понимаю. Извините.

– Она ничем не смогла помочь?

– Даже не знаю, поможет вам это или нет… – Голос у него нерешительный. – Вот уж не думал, что во всем Большом Манчестере найдется хоть один Генри Кэмпбелл Блэк, а их, оказывается, целых двое в одном только Уайтеншо.

– Двое?

– Выходит, так.

– И ваша сестра их знает?

– Одного человека с таким именем знает. Она работала в яслях, когда мой племянник туда ходил.

– Кто, ваша сестра?

– Да нет, Генри. – Он втягивает в себя воздух. – Это женщина.

– А-а… Понятно. – У меня екает сердце; не могу сдержать разочарования. – Вот черт! Погодите, а больше ваша сестра ничего не говорила?

– Вроде бы она хорошо ладила с детьми. Хоть и ковырялка была.

– Кто, извините?

– Лесбиянка. Жирная такая, если судить по той фотографии, что сестра прислала.

– А ваша сестра не знает, где эта женщина сейчас?

– Понятия не имеет. Она просто взяла – и однажды не пришла в ясли. С тех пор ее не видели.

Вот в этом я не уверена.

В голове проносятся разрозненные картинки и обрывки фраз.

Мамаши у школьных ворот, разглядывающие меня украдкой… Ощущение, что я не понимаю чего-то, очевидного для всех… Внезапное недавнее исчезновение Генри Кэмпбелла Блэка из счетов за коммунальные услуги. Слюнявый розовый язык Билли Гибсона.

Он, кажется, что-то такое говорил про то, что у Эсме ненастоящая мама? А когда переиначил имя Эсме, я-то думала, у него просто язык заплетается, но, может, он сказал то, что хотел сказать? «Лесме…»

– Бет? – говорит Дэйв. – Слушаете меня?

Перевожу дыхание. Крепче сжимаю в руке телефон.

– Вы что-то говорили про фото, – напоминаю, щуря глаза.

– Да. Там эта Генри играет с моим племянником в «лягушатнике». Снято, кажется, за месяц до того, как она сбежала.

– Можете мне его прислать?

– Думаю, сестра не стала бы возражать. Погодите. – Слышу голоса на заднем плане; захлопнулась, стукнув, дверца автомобиля. – Надо бежать, Бет. Вызов.

Через несколько секунд мой телефон подает сигнал – пришло сообщение:

Дрожащими руками открываю вложение.

Маленький мальчик стоит в мелком бассейне: глаза зажмурены, рот открыт, на лице восторг – вода льется ему прямо на голову. У женщины, которая поливает ребенка из ведра, мясистые ладони, толстые руки. Остальное тело скрыто под мешковатой футболкой и серыми спортивными штанами.