Шрифт:
Комола разразилась звонким смехом и долго не могла успокоиться.
– Ну вот, а теперь тебе уже не терпится! Стоял, смотрел на небо и ни голода, ни жажды не чувствовал. А стоило только позвать тебя, как сразу вспомнил, что проголодался! Хорошо, хорошо. Подожди минутку, сейчас все принесу.
– Да поскорей, а то придешь и не найдешь в комнате даже постели. Прошу меня тогда не винить.
Эта шутка, повторенная Ромешем, доставила девушке большое удовольствие, и она опять долго смеялась, наполнив комнату звонкими переливами смеха. Наконец она скрылась за дверью. Напускная жизнерадостность Ромеша моментально исчезла.
Комола скоро вернулась с плетеной, прикрытой листьями шалового дерева корзиной и, поставив ее на постель, принялась вытирать пол краем сари.
– Что ты делаешь? – с беспокойством воскликнул Ромеш.
– Да ведь я все равно сменю сейчас сари.
С этими словами Комола расстелила на полу листья шала и ловко разложила на них лучи и овощи.
– Вот так чудо! Откуда ты раздобыла лучи? – удивился Ромеш.
Но девушке вовсе не хотелось, чтобы ее тайна была раскрыта так легко.
– Угадай, – с таинственным видом произнесла она. Ромеш прикинулся озадаченным и серьезно сказал:
– Конечно, взяла из запасов команды!
– Что ты! Как можно! – с возмущением воскликнула Комола.
Ромеш принялся уничтожать лучи, продолжая дразнить Комолу самыми невероятными предположениями. В конце концов он заявил, что это, наверно, владелец волшебной лампы, герой арабских сказок, Аладдин переслал их ей со своим джинном из Белуджистана в подарок. Этим Ромеш окончательно вывел девушку из терпения.
– Перестань! Теперь я ничего не буду тебе рассказывать, – отвернувшись, сказала она.
– Нет, нет! Признаю свое поражение! – воскликнул Ромеш. – Конечно, трудно себе представить, как можно приготовить лучи, находясь посреди реки, но на вкус они тем не менее замечательны.
И юноша с усердием начал доказывать превосходство аппетита над жаждой знаний.
Как только пароход сел на мель, Комола для пополнения своей опустевшей кладовой послала Умеша в деревню. У нее еще осталось немного денег из тех, что дал Ромеш, провожая ее в школу. Их-то и потратила она на топленое масло и муку.
– А ты чего бы хотел поесть, Умеш? – спросила Комола мальчика.
– Если позволите, госпожа, у торговца молоком я видел хорошую простоквашу, а у нас есть бананы. Если еще купить на одну-две пайсы [69] жареного рису, я сумел бы приготовить отличное блюдо, – ответил мальчик.
Комоле и самой захотелось такого кушанья.
– Осталось у тебя хоть немного денег, Умеш? – спросила она.
– Совсем ничего, мать.
Это поставило ее в затруднительное положение. Девушка представить себе не могла, как сможет она сказать Ромешу, что ей нужны деньги. Немного погодя она проговорила:
69
Пайса – мелкая индийская монета.
– Если сегодня тебе не удастся приготовить это блюдо, ты не расстраивайся, у нас будут лучи. Пойдем замесим тесто.
– Так ведь я же говорю, мать, что видел еще и хорошую простоквашу. С этим как мне быть?
– Послушай, Умеш; когда господин сядет есть, попроси у него денег на покупки.
Ромеш уже начал есть, когда к нему приблизился Умеш, смущенно почесывая в затылке. Ромеш взглянул на него, и мальчик бессвязно пролепетал:
– Мать… насчет денег… на покупки…
Только тут впервые пришло юноше в голову, что ведь для приготовления пищи нужны деньги и волшебная лампа Аладдина не поможет.
– У тебя ведь совсем нет денег, Комола, – озабоченно сказал он. – Почему же ты сама мне об этом не напомнишь?
Девушка виновато молчала.
После ужина Ромеш вручил ей небольшую шкатулку и произнес:
– Все, что здесь есть, – твое.
Успокоившись, что теперь бремя домашних хлопот переложено на плечи Комолы, он снова встал у палубных поручней, устремив взор на запад, где край небосвода прямо на глазах погрузился во мрак.
Поев, Умеш приготовил себе наконец сладкое из простокваши, бананов и риса. Комола, стоя перед мальчиком, расспрашивала его о том, как он живет.
В семье его властвовала мачеха, и жилось ему там очень тяжело. Умеш убежал из дому и направлялся теперь в Бенарес к бабушке.
– Если ты оставишь меня при себе, мать, я никуда больше не поеду, – заключил он.
Материнский инстинкт, проснувшийся в тайниках сердца Комолы, откликнулся на это трогательное обращение мальчика-сироты, и она ласково сказала:
– Очень хорошо, Умеш, ты поедешь с нами.
Глава 25
Полоса прибрежного леса, будто бесконечная линия, проведенная тушью, казалась темной каймой на парчовом одеянии невесты-ночи. В угасающих лучах заходящего солнца потянулась на ночлег к тихим озеркам и пустынным песчаным отмелям стая диких уток, весь день кормившаяся на болоте возле деревни. Стихли вороны, устроившись в своих гнездах. На реке не осталось ни одной лодки, только темный силуэт большого парусника резко выделялся на золотисто-зеленой поверхности реки.