Шрифт:
Девушка ничего не ответила, она стояла, прислонившись к стене.
– Скажи, может быть, тебе нужна моя помощь, – помолчав, спросил Ромеш. – Должен ли я кому-нибудь рассказать о тебе?
– Прошу вас, не делайте этого, – умоляюще сложила руки Комола.
– Я долгое время не рассказывал о тебе никому. Молчал, даже когда это грозило мне неприятностями. И лишь несколько дней назад, уверенный, что это не повредит тебе, я поведал о твоей судьбе одной семье. Но мне и сейчас кажется, что это обстоятельство скорее принесет тебе пользу, чем вред. Дядя, вероятно, слышал об Онноде-бабу и его дочери…
– Конечно, я знаком с Хемнолини! – прервал его дядя. – Так они все знают?
– Да, – подтвердил молодой человек. – Если необходимо еще что-нибудь сообщить им, я готов. А мне самому ничего не надо. Я потерял много времени, и многое от меня ушло. Теперь необходимо исполнить свой долг и обрести свободу. Свобода – главное для меня.
Дядя ласково пожал ему руку.
– Нет, Ромеш-бабу, – успокоил он его. – Ты уже выполнил свой долг. Ты много страдал и теперь свободен. Будьте счастливы, да сопутствует вам успех – вот вам мое благословение.
– Я ухожу, – сказал Ромеш, глядя на Комолу.
Девушка молча поклонилась ему до земли.
Словно во сне вышел Ромеш из дома Чоккроборти.
«Хорошо, что я встретил Комолу, – подумал он. – Эта история не кончилась бы добром, не узнай я, что она жива. До сих пор не могу понять, что заставило ее покинуть в ту ночь наш дом в Газипуре. Одно ясно – сейчас я лишний, я предоставлен самому себе и один вступаю в жизнь. С прошлым все кончено».
Глава 62
Вернувшись домой, Комола узнала, что у Кхемонкори сидят Оннода-бабу и Хемнолини.
– А вот и Хоридаши! – увидев ее, воскликнула Кхемонкори. – Проведи свою подругу к себе, дитя мое. А я напою чаем Онноду-бабу.
Как только девушки вошли в комнату Комолы, Хемнолини обняла ее.
– Комола!
Комола не выразила особого удивления, только спросила:
– Как вы узнали мое настоящее имя?
– Мне рассказал о тебе один человек. Трудно объяснить почему, но я сразу решила, что ты и есть та самая Комола.
– Сестра, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал мое настоящее имя, – сказала Комола. – Оно стало для меня проклятием.
– Но только с его помощью ты сможешь восстановить свои права!
– Нет, – покачала головой Комола. – У меня нет никаких прав, и я не хочу ничего делать насильно.
– Ты, что же, так и не откроешься мужу? Почему не вверишь ему свою судьбу? Не следует ничего скрывать от него.
Комола изменилась в лице. Она беспомощно смотрела на Хемнолини, словно искала и не находила ответа. Затем медленно опустилась на циновку и тихо сказала:
– Всевышнему известно, что я не совершила никакого преступления. Почему же он заставляет меня терзаться от стыда? За что я так наказана? Ведь я ни в чем не согрешила! Но как мне поведать все мужу?
– Не наказание получишь ты, а обретешь покой, рассказав ему все, – уговаривала Хемнолини. – Пока ты таишь от него правду, ты пребываешь в сетях обмана. Смело разорви их, и всевышний ниспошлет тебе милость.
– При одной мысли потерять все у меня пропадает решимость, – призналась Комола. – Но я понимаю, что вы хотите сказать. Он узнает все.
И Комола крепко стиснула руки.
– Может, ты хочешь, чтобы это сделал за тебя кто-нибудь другой? – ласково спросила Хемнолини.
Девушка энергично покачала головой.
– Нет, нет! Нельзя, чтобы он услышал это от кого-нибудь постороннего. Я сама должна сказать ему о себе. И я найду в себе силы сделать это!
– Так будет лучше, – согласилась Хемнолини. – Не знаю, встретимся ли мы с тобой еще. Я пришла сообщить тебе, что мы уезжаем.
– Куда?
– В Калькутту. Не стану больше тебя задерживать. У тебя много дел по утрам. Смотри не забывай свою сестру.
– Напишите мне, – попросила Комола, схватив Хемнолини за руку.
– Конечно, напишу.
– Вы будете советовать мне, как поступать. Я знаю, ваши письма придадут мне силы.
– Об этом можешь не беспокоиться, – улыбнулась Хемнолини. – У тебя будет советчик получше меня.
Сегодня Комола почувствовала жалость к Хемнолини. Спокойное лицо девушки было печально; глядя на нее, хотелось плакать. Но в то же время в Хемнолини было что-то неприступное, что мешало Комоле непринужденно разговаривать и расспрашивать ее. Она поведала Хемнолини свою тайну, но та вела себя очень сдержанно и ушла, исполненная безграничной печали и самоотречения, как будто вечные сумерки окутали ее душу.