С Пьяцца Венециа хорошо видны каменные арки и развалины храмов Форума – напоминание о былом величии Рима, о приливах классического и христианского миров, слившихся и переплетенных здесь воедино, подобно медленному сдвигу созвездий в небе.

Руины возвышались над землей, но большая их часть находилась в гротах ниже уровня земли. Колизей стоял, словно памятник поклонению власти, как вселенная славы, построенная на завоеванной территории, как раковая опухоль сознания.

Римский Форум

Черная кошка, обладавшая аурой льва, запрыгнула на могилу рядом с пещерой, в которой когда-то тянулись дни заточения святого Павла. Она замерла и посмотрела на меня хитрыми, как у ведьмы, глазами. Я именем Христа прогнал ее, и на третий раз она ушла, оставив в тишине и покое пространство вокруг Колизея.

Я вышел на арену и прошелся по рядам стадиона – сверху хорошо были видны лабиринты и галереи. Осколки камней, не до конца прорытые тоннели, погребенная кровь и кости – одного посещения оказалось более чем достаточно. Воздух был спертым. Казалось, призраки населяют это заброшенное место. Иной раз мне словно слышались приглушенные крики давно убиенных людей. Мне этого хватило. Я вышел и увидел, что кошка вернулась. Она украдкой пробиралась через захоронения.

Концентрические круги вращались вокруг своей оси. Сколько погубленных жизней таилось в этой земле? Полуденное солнце светило сквозь Форум, сквозь застывшие в тишине арки Колизея, сквозь кнуты и цепи средневекового бичевания, сквозь уходящую память, оставляющую после себя только тени на поверхности древних стен.

После обеда я отправился в офис пакистанских авиалиний, чтобы зарегистрировать билеты. Человек в белоснежной рубашке с ослабленным галстуком на шее, сидевший за компьютером, был очень любезен со мной и поинтересовался, не планирую ли я остановиться в Пакистане. Когда я сказал, что это возможно, он принялся перечислять все места, которые мне следует посетить. Он спросил:

– Кстати, а где вы остановились в Риме?

– В данный момент я выбираю между вокзалом и парком, – ответил я.

– Нет, только не в Риме, – предостерег он. – На вокзале полно воров, они в два счета обчистят вас.

– Охотно верю, – ответил я.

– Подождите минуточку, – сказал он. – Мне нужно кое-кому позвонить.

Я слышал, как он с кем-то говорил на итальянском. Потом повесил трубку и снова повернулся ко мне.

– Вот адрес, там живет один человек, – он протянул мне листок желтой бумаги. – Это мой друг, он из Израиля. Я рассказал ему о вас. Можете остановиться у него.

Он объяснил, как туда добраться, и мы попрощались. Дружба израильтянина с пакистанцем – вот это уж точно интересно! Я пришел по адресу и оказался перед трехэтажным коричневым зданием с табличкой: «Пансион на третьем этаже». Скрипучий лифт довез меня наверх. Все выглядело старым и поношенным, а значит, не потребуется много платить. Открыв стеклянную дверь, я оказался в широком пыльном коридоре. Место выглядело заброшенным, безлюдным. Я долго нажимал кнопку звонка. Наконец, появился подросток в мешковатом комбинезоне. Он сообщил, что владельца нет на месте, но у них сейчас полно свободных комнат и можно без проблем остаться на ночь.

Был вечер пятницы, и в свете того, что пансионом управляли израильтяне, мысли мои обратились к иудаизму. Меня воспитали наполовину в этой религии, но я совершенно ее забыл, и только спустя много лет снова вернулся к ней, когда понял, что окончательно заблудился в этом мире. Ночью был шаббат, и я вспомнил, что проходил мимо синагоги, стоящей у реки. Неожиданно для меня пришло решение попасть на пятничную службу.

В пути меня посетило странное, давно забытое чувство. Я думал о способности выносить страдания, а синагога представлялась мне храмом, в стенах которого можно услышать разве что жалобный молитвенный плач, увидеть несколько стариков с полными грусти глазами, ведущих совершенно пустую, ненастоящую службу.

Но вместо этого я оказался у стен величественного здания, которое в данный момент перестраивали – судя по всему, в ближайшее время оно должно стать важной достопримечательностью. Меня переполнила неожиданная радость. Один за другим сюда заходили счастливые, улыбчивые люди, горячо приветствовали друг друга, пожимали руки и обнимались. Снаружи воздух был тяжелым, полным испарений, поднимавшихся над рекой, но внутри царила прохлада и свет мягко стелился повсюду, подчеркивая радость соборности.

Началась служба. Мужчины сидели, образуя ровный квадрат вокруг алтаря, обращенные по сторонам света. Раввин, кантор и другие служители стояли на подиуме в киоте, облаченные в черные одежды. Над ними висели изображения Десяти Заповедей, написанные на иврите.

Внезапно я вспомнил себя, сидящего рядом со своим прадедом, который был родом из Польши и имел обыкновение каждое утро посещать синагогу. Я хорошо запомнил, что во время службы – на фоне мрачно-торжественных молитв – в задних рядах всегда собирались люди и говорили что-то вроде: «Эй, Ирвин, пойдешь сегодня в гольф играть?» И сегодня, спустя много лет, спустя целую жизнь, ничего ровным счетом не изменилось. Сзади толпились те же люди, которых мало интересовало то, что происходило у алтаря. Но все выглядело довольно естественно. Ничто не нарушало картину.