Солнце начинало исчезать за облаками, упираясь сквозь них в землю разноцветными лучами. Я посмотрел на этого удивительного человека с накинутой через плечо выцветшей оранжевой тканью. Он совершенно ничего не боялся. Он уверенно сидел на своей циновке и протяжно пел: «А-А-О-У-У-М-М-М», – его голос звучал так же, как колокол в одной из христианских школ Миссури. Я последовал его примеру и начал медитировать. Мысли рассеивались в этой тишине. Комнату наполняла энергия, формы внешнего мира исчезали одна за другой, оставляя после себя покой и безграничное пространство. Джнанананда редко использовал слово «медитация». Вместо этого он говорил о «пребывании в джнане», то есть в знании.

На следующее утро я рано проснулся. Вода в горах была ледяной. Я опрокинул на себя пару ведер, напевая при этом «Ананта Хари ОМ» так же, как напевал ее Свами после медитации прошлым вечером. Когда я направился к хижине Свами, солнце уже показалось из-за гор, и его лучи согревали холодный воздух и смягчали дуновение ветра. Он сидел в полной тишине, в джнане. Сквозь горный ветер проносились мелодичные птичьи голоса.

Я осмотрел комнату. Каждый предмет был на своем месте. На позолоченном потолке была нарисована большая янтра. На стенах, излучавших свет, висели изображения различных божеств. В дальнем углу стояло изображение бога Бхатры-Нараяны, чей храм был скрыт под снегами Бадринатха. Рядом было множество других картинок, по ним можно было узнать о генеалогии его гуру. Казалось, что в комнате выстроена настоящая трибуна для всех этих богов. На одной из стен висел коллаж из фотографий различных святых и садху. Некоторых я даже узнал – например, Шрипададжи и Ананду Майю Ма. Остальные были мне незнакомы. В углу, возле алтаря, горела масляная лампада, а прямо над ней с планки свисало благовоние, именуемое дхуп, и струйка ароматного дыма тянулась через застывшую в тишине комнату.

Ближе к полудню мы вместе ели паратхас (жареный хлеб) и пили чай. Из чашек поднимался душистый пар, и Свами показывал мне, как делать паратхас одной рукой, с проворством эльфа раскатывая тесто. Дым от масляной лампы смешался с запахом благовоний, паром из чашек и свежим воздухом. Снаружи доносились звуки пробуждающейся природы. Свами сидел, завернутый в шерстяное одеяло, и глаза его излучали свет.

Я удивился, увидев среди собрания изображений святых и мудрецов фотографию Саи Бабы. Свами рассказал, что во время паломничества на юг Индии он на пару дней останавливался в его ашраме. Баба подошел к нему и улыбнулся. «Это была не простая улыбка, – пояснил он. – Мой гуру улыбался мне точно так же. Больше никто не мог знать об этом». Он всучил мне адрес одного из управляющих ашрама и сказал, что он пригодится мне, когда я окажусь в тех краях.

Этим же утром мы спустились с гор, чтобы навестить семью, отец которой был болен. Свами быстро шагал по дорожкам. В правой руке он держал палку для ходьбы, прочно вонзая ее в землю при каждом шаге. По дороге он рассказал мне об одном святом сикхе, которому было сто двадцать пять лет, и Свами регулярно навещал его. В один из последних визитов разговор у них зашел о положении дел в современном мире, о неминуемо грядущих катастрофах. Свами думал о том, как спасти благочестивых людей и верных служителей. «Они будут спасены, – отвечал святой, – потому что у них ничего нет».

– А сегодня даже муж с женой стремятся завладеть друг другом, – продолжал Свами. – Изначально отношения были свободными. Мужчина видел в своей жене воплощение богини, и к другим женщинам относился точно так же. То же и с женщинами. В течение жизни человек становился целым. Ум пребывал в спокойствии. Внешние отношения между мужчиной и женщиной отражают внутренний брак и осознанность, Шива-Шакти. Эти отношения идеальны. Святой состоит в браке с самим Богом, и он делит свою жизнь с целым миром. Кто бы ни встречался на его пути, он знает – его послал Бог.

– Прошлой ночью, – помолчав, сказал Свами, – мне снился сон о тебе. Ты был за рулем автомобиля, одетый в белое. – Он засмеялся.

Я ему рассказывал о своем таксистском опыте, о пробках на дорогах, о том, как на углу Сто девятой улицы и Централ-парк Уэст весьма приличного вида пассажир приставил к моей голове пистолет. Свами все это показалось, скорее, смешным, чем серьезным. Он добавил, что в конце мне нужно было сказать ему: «Отлично, парень, но однажды тебе придется расплатиться этими же деньгами со мной». Свой сон Свами трактовал так, что работать можно и в западном мире, но при этом следует относиться к делу как к высшему служению. Он делал акцент на том, как важно мыслить в терминах служения. Я спросил его, как мне быть с заработком, а он ответил, что о деньгах беспокоится только тот, кто еще не обрел собственной силы.

Мы прибыли в большой дом, расположенный в пригороде Дхеры Дхуна. Вся семья собралась, чтобы выразить свое почтение Свами. Нас накормили и напоили, после чего мы прошли в гостиную, где нас ждал отставной армейский генерал. За долгое время болезни отца генерал увлекся духовными вопросами. На нем были коричневые слаксы и классическое поло. Напряженно сидя в кресле, он задавал Свами вопрос за вопросом. Он хотел знать, сколько нужно сидеть в одной позе, чтобы глубже войти в медитацию, и жадно сглотнул, когда Свами сказал, что требуется неподвижно сидеть не менее четырех часов – только тогда ум начинает успокаиваться.

– Сначала нам очень неуютно, – продолжал Свами, – так же, как человеку, вошедшему из света в темную комнату – он ничего не видит. Если у него хватает терпения, постепенно объекты в комнате, да и сама комната становятся видны. Нужно идти внутрь! Во время медитации забудь о своем теле, забудь обо всех телах!

– Помни, – обратился Свами к генералу, – сотворение происходит на стадии смерти. – Затем он посмотрел на меня и заговорил строгим тоном: – Чтобы войти в медитацию, нужно забыть о завтрашнем дне.