Новиков Алексей Никандрович
Шрифт:
– Тот самый, что выпустил в Париже «Немецко-французский ежегодник»?
– Именно о Марксе больше всего рассказывает Толстой. Послушать его – диву даться! Ученый, но весь ушел в политику. Впрочем, и политика, по мнению Маркса, тоже должна стать наукой. И ему же суждена будто бы какая-то новая роль в рабочем движении. Но тут у Толстого вышел спор с Бакуниным. Бакунин остается единомышленником Прудона, а о Марксе говорит, что тот портит рабочих и делает их резонерами. Трудно издали разобраться во всех этих спорах, Виссарион Григорьевич, но столь же трудно отрицать, что пролетариат приобретает все больше сторонников. Поеду, – продолжал Павел Васильевич, – за границу, сам посмотрю: какой он такой, этот Маркс? Если верить Григорию Михайловичу Толстому – выдающаяся фигура.
Белинскому познакомиться с Толстым так и не удалось. Все еще не отпускала его тяжелая лихорадка, когда снова забежал Панаев.
– Просил низко кланяться вам Григорий Михайлович Толстой и твердо надеется на личное знакомство. По неотложным делам он отправился сейчас в свое имение. Усиленно звал и меня в следующее лето на охоту. Говорит, заповедные у него угодья. Если склонится на поездку Авдотья Яковлевна, непременно поедем.
Глава четырнадцатая
Белинский устроил у себя заправский литературный вечер. Квартира парадно освещена. Хозяин дома, облаченный в теплый домашний сюртук, приветливо встречает гостей. Морозы сделали то, чего не могли добиться медики, – Виссарион Григорьевич только изредка покашливает и полон новых сил. Хозяйка дома, испуганная непривычным многолюдством, возглавляет чайный стол. Собираются участники «Петербургского сборника», хотя сборник еще и не вышел в свет.
Тургенев состязался в рассказах с Иваном Ивановичем Панаевым, когда в скромную столовую Белинских вошел запыхавшийся Анненков.
Федор Михайлович Достоевский заметно волнуется. Он ищет сочувствия у Белинского, но Белинский занят разговором. Спасибо, Марья Васильевна, разливая чай, посылает ему дружескую улыбку. Единственная улыбка Мари в этом собрании чуждых ей людей…
Он обводит глазами собравшихся. Сколько знакомых и малознакомых лиц! Но что же волноваться писателю, имя которого повторяют все единомышленники Белинского?
– «Двойник. Приключения господина Голядкина», – огласил название повести Федор Михайлович; голос его предательски дрогнул.
Приключения титулярного советника Якова Петровича Голядкина начались с утра того дня, когда он проснулся в своей квартире, на четвертом этаже большого дома в Шестилавочной улице. Серый осенний день, мутный и грязный, заглянул в тусклое окно. Если не считать каких-то рассеянных мыслей Якова Петровича, все шло обычным порядком, пока не явился к барину лакей Петрушка.
– Ливрею принесли, сударь.
– Надень и пошел сюда!
Петрушка вернулся в ливрее,
– Ну, а карета?
– И карета приехала на весь день, двадцать пять ассигнациями!
Поскольку титулярные советники не имеют обыкновения ездить в каретах да еще с ливрейным лакеем на запятках, приключения Голядкина должны быть действительно необыкновенны. Но Достоевский не торопился. Он описал, как извощичья карета с громом подкатила к крыльцу; как Петрушка посадил барина и, сдерживая дурацкий смех, крикнул: «Пошел!» И сам господин Голядкин, сидя в карете, залился тихим, неслышным смехом, как человек веселого характера, которому удалось сыграть славную шутку. Впрочем, лицо Якова Петровича вскоре стало беспокойно озабоченным, и он со страхом прижался в угол кареты.
Повесть взяла круто в сторону. Голядкин вдруг подумал о докторе Крестьяне Ивановиче, у которого он побывал на прошлой неделе. К нему и приказал ехать Яков Петрович.
В кабинете Крестьяна Ивановича начался престранный разговор. В путаных речах Голядкина как-то удивительно связывалось несвязуемое, а положительное и достоверное тонуло в конфузливых бормотаниях. Так, мелькнула какая-то Клара Олсуфьевна и даже ее родитель Олсуфий Иванович. Все это не имело как будто никакого отношения к титулярному советнику Голядкину и в то же время было полно для него тайного смысла.
Сцена в кабинете Крестьяна Ивановича достигла кульминации, когда Голядкин заявил, что у него есть злые враги, которые поклялись его погубить; при этом Яков Петрович неожиданно заплакал.
Автор «Бедных людей», описавший жизнь и злоключения титулярного советника Девушкина, опять избрал в герои титулярного советника, – на том и кончалось, однако, все сходство. Если в «Бедных людях» Достоевский пошел от гоголевской «Шинели», то, слушая «Приключения Голядкина», можно было подумать, что автору крепко запомнился другой гоголевский персонаж – Аксентий Иванович Поприщин. Описывая душевное смятение титулярного советника Голядкина, Достоевский рисовал многие подробности, может быть и утомительные, но складывавшиеся в неожиданную по новизне и полноте картину: автор повести углубился в таинственные недра больной души.